Боялся ли Филипп, что Элиза в самом деле станет его невестой? Нет, эта мысль почему-то вовсе не пугала его. Скорее, напротив, приятно волновала. Женитьба позволила бы им уединяться, уже не таясь. Каждую ночь они ложились бы в общую постель и отдавались друг другу, а после вели бы долгие разговоры…
– Замечтался? – Франц по-приятельски ткнул Филиппа локтем под ребро. – Уж не о ней ли?
– Ну вот еще! Нет, я думаю о своем будущем. Сегодня утром я получил письмо из Мангейма, от одного адвоката, который, вероятно, примет меня в свою контору. Он предлагает мне явиться к нему через неделю.
Прочитав это послание, Филипп должен был бы обрадоваться обнадеживающему известию, но, по правде говоря, он скорее испугался. Покинуть Баден-Баден? Проститься с Элизой? Уже сейчас? Готов ли он?
Как бы то ни было, хорошее место для него необходимо, а мечтать, идти на поводу у своих желаний – это ему не по карману. Ведь он не Франц, который может ни о чем не заботиться, получая щедрое содержание от отца.
– Но это же превосходно! Завидую тебе, старина! Пока я умираю с тоски на студенческой скамье, ты будешь работать над интересными делами, служить правосудию.
– Ты тоже мог бы уже кончить курс, если бы не…
– Знаю-знаю! Бабы и вино тянут нас на дно, – засмеялся Франц.
– Если мне удастся произвести на того адвоката благоприятное впечатление, то я, пожалуй, уже не вернусь сюда из Мангейма, – медленно проговорил Филипп.
Наверное, так было лучше. Его дружба с Элизой, ставшая опасно близкой, подходила к естественному концу.
Как бы ни хотелось ему назвать эту женщину своей, он понимал, что ее отец никогда не даст на то согласия. Она может, согласно желанию графа, стать женою Хенри или же найти себе в будущем году другого подходящего жениха. Он, Филипп, не станет ей в этом мешать. Возможно, изредка она будет вспоминать о нем. О первом в ее жизни поцелуе под плакучей ивой, о свиданиях на скамейке под каштаном, о ласках в читальном кабинете курзала…
– …ужасно жаль, – донесся до Филиппа голос Франца. – Я-то надеялся, что ты погостишь у нас подольше. Но хоть пара дней-то у нас еще есть, а потому не гляди так печально. Давай-ка лучше зайдем куда-нибудь и пропустим по кружечке прохладного пива.
Будущий помощник адвоката согласно кивнул и, взяв себя в руки, принял бодрый вид.
Следующим утром, когда Филипп вошел в столовую, Элиза уже сидела между теткой и Амели. Поприветствовав семейство, гость сел подле Йозефины напротив баронессы фон Лаутербах. Так он мог, не видя Элизу постоянно, все же поглядывать на нее время от времени.
Главным предметом застольной беседы сделался предстоящий концерт. Во время своей прошлой поездки в Вену тетя Берта уже слышала этого пианиста, Теодора Вальтерса, и была восхищена его выразительной игрой.
– Он ученик Черни, – пояснила она, обращаясь к старшей племяннице.
– Карла Черни? Который, в свою очередь, учился у Бетховена? – оживилась Элиза.
Какое это было наслаждение – видеть блеск ее глаз!
– Именно. Однако весь сегодняшний концерт будет посвящен Моцарту, о чем я, признаться, немного сожалею. Управляющий курзалом счел, что Бетховен – это не для всех, – при последних словах баронесса бросила язвительный взгляд на брата, но тот, нимало не смутившись, продолжил есть.
– Хорошо, что Филипп сможет послушать этого пианиста перед отъездом, ведь он так любит фортепьянную музыку, верно, дружище? – произнес Франц.
– Разве вы не останетесь с нами до конца сезона, герр фон Хоэнхорн? – спросила старшая графиня.
Все тотчас с удивлением посмотрели на Филиппа. Избегая взгляда Элизы, он обратился к ее матери:
– Не далее как вчера, сударыня, я вынужден был переменить мои намерения. Один адвокат из Мангейма, вероятно, примет меня в свою контору. Через неделю я должен быть у него. Если встреча пройдет успешно, то я получу это место и сразу же начну искать квартиру, а потом съезжу на пару дней к матери и братьям, перед тем как приступить к работе.
– Это вполне разумно, – заметил граф.
– Но ведь следующим летом вы снова приедете? – спросила Йозефина, широко раскрыв глаза.
– К сожалению, не могу этого обещать. Я ведь и сам не знаю, какой будет моя жизнь через год.
Филипп обвел взглядом всех, кто сидел за столом. Ему пришлось сделать над собою усилие, чтобы не смотреть на Элизу дольше, чем на других. Она же, вовсе на него не глядя, помешивала кофей в своей чашке. Лицо ее было неподвижно. Вероятно, она испытала облегчение оттого, что теперь могла без помех предаваться радостям светской жизни и искать себе подходящего мужа? Или же ею, как и Филиппом, овладела тоска?
Берта фон Лаутербах посмотрела на него с явным неодобрением, что показалось ему удивительным. Ведь она, несомненно, радовалась его отъезду. Кажется, он никогда ей не нравился.
Девочки же, особенно Йозефина, были разочарованы скорым расставанием с гостем и не скрывали этого.
– Не могли бы мы, прежде чем герр фон Хоэнхорн уедет, предпринять что-нибудь особенное? К примеру, устроить пикник, как делал тот английский лорд? Только не в гостинице, ведь это скучно, а по-настоящему, на природе?