Слушая восхитительную музыку и исподволь любуясь Элизой, с наслаждением впитывающей каждый звук, Филипп испытывал такое волнение, что после концерта ему пришлось несколько раз кашлянуть, чтобы вернуть себе собственный голос. Пока он сидел подле Элизы, его бедро то и дело ощущало прикосновение ее веера, которым она столько раз дотрагивалась до своих губ, и от этой тайной ласки ему отнюдь не становилось легче.
– Тебе понравилось? – тихо спросил он, когда они поднялись с мест.
Элиза поглядела на него и кивнула. Ее глаза сияли. Казалось, она хочет сказать еще что-то, но тут семейство фон Фрайбергов окружили знакомые. Говорить без помех было уже нельзя. Пришло время покинуть курзал.
– Я устал, пойду домой. Ты тоже? – спросил Филипп, обращаясь к Францу.
Тот подмигнул ему.
– Нет, дружище, у меня рандеву с прекрасной Эмми.
Графское семейство еще беседовало с фон Кребернами и другими знакомыми, а Филипп уже направлялся быстрым шагом к дому, где провел почти семь недель в качестве гостя. Вернется ли он сюда когда-нибудь? Едва ли. Да и зачем? Элиза скоро отдаст руку другому, более достойному мужчине. Ему, Филиппу, ни к чему это видеть.
Он почему-то чувствовал себя обессиленным и решил лечь в постель, не дожидаясь возвращения хозяев. Сегодня он уже вряд ли мог быть для них приятным собеседником.
В голове его по-прежнему звучала фортепьянная пьеса, завершившая концерт, а под сомкнутыми веками ему виделись теплые карие глаза и улыбка Элизы.
Посреди ночи Филипп вдруг проснулся. В комнате было так темно, что он не мог разглядеть стрелку карманных часов, лежавших на туалетном столике. Но у него имелось водородное огниво Деберейнера, и при помощи этого новомодного приспособления он зажег свечу.
Оказалось, еще не так поздно, как он предполагал: даже полночь еще не наступила. В доме было тихо: и хозяева, и слуги спали. Но с Филиппа вдруг слетели и сон, и усталость. Он поднялся и подошел к окну. Ни луны, ни звезд. Значит, небо затянуто облаками. Где-то вдали прокричал сыч, затем послышались вопли двух дерущихся котов.
Филипп понял, что уснуть теперь будет непросто. Вероятно, ему помог бы глоток красного вина? Бутылка, стоявшая на низком шкапчике в углу комнаты, была пуста, но, как гость этого дома и друг Франца, в чьем обществе ему не раз доводилось возвращаться сюда за полночь, он знал, где здесь хранится вино. Впрочем, грабить графский погребок было не обязательно. На кухне наверняка осталась початая бутылка.
Сунув ноги в домашние туфли, Филипп накинул шлафрок, а ночной колпак, подумав, снял. Что, если кто-нибудь встретится ему на лестнице и увидит на нем столь интимный предмет гардероба?
Со свечой в руке он бесшумно спустился по лестнице. Из-под двери кухни сочился слабый свет. Там кто-то был. Филипп удивился, но не слишком: наверное, Франц тоже зашел глотнуть чего-нибудь на сон грядущий. Что ж, тем лучше. Сейчас они вместе разопьют бутылочку – почти уверенный в этом, Филипп тихо вошел и замер. Не Франц сидел за столом над чашкой, от которой исходил аромат перечной мяты.
Это была Элиза.
Она повернула голову и улыбнулась.
– Тебе тоже не спится? – Этот вопрос прозвучал так просто, будто их встреча наедине посреди ночи была чем-то само собой разумеющимся.
– Я спал, но проснулся.
– А я не смогла уснуть. Хочешь тоже мятного чаю?
– Вообще-то я думал выпить бокал красного вина, но можно и чаю. Почему бы нет?
Филипп сел напротив Элизы. Она встала, подошла к буфету и наполнила еще одну чашку, с которой затем вернулась к столу.
– Сахару положить?
– Нет, спасибо.
– Я тоже пью без него.
Элиза села на прежнее место и погрузилась в изучение своей чашки. Можно было подумать, будто на дне она видит нечто завораживающее. Это позволило Филиппу спокойно рассмотреть ее. Такой Элиза еще не показывалась ему: волосы распущены, грудь целомудренно скрыта пестрым платком.
Внезапно она подняла глаза. Их взгляды надолго встретились.
– Это ты уговорил пианиста исполнить последнюю пьесу? – спросила Элиза.
– Мне не пришлось его уговаривать. Он согласился с радостью.
– Он посмотрел на меня, прежде чем заиграть.
– Я сказал ему, что Элизой зовут самую красивую даму в зале.
Она отвела взгляд и тихонько засмеялась:
– Ты сказал ему, что Элизой зовут даму, которая будет сидеть подле тебя. Но спасибо, я была очень рада.
– Это мой тебе прощальный подарок.
Она пару раз чуть заметно кивнула и сделала глоток из своей чашки.
– Так ты в самом деле уезжаешь.
– Да.
– Но ведь я еще не кончила моего романа.
– Ты все равно его больше не пишешь. Я, по крайней мере, давно не находил в дупле твоих писем и потому предположил, что ты забросила сочинительство.
– Пожалуй, так оно и есть. Вероятно, сама эта затея – написать такой роман – была глупой.
– Нет, глупой она не была, и, возможно, ты к ней еще вернешься. Тебе лишь нужно время.
Элиза пожала плечами и, допив чай, отставила пустую чашку в сторону. Филипп же до сих пор так и не сделал ни единого глотка. Заметив это, Элиза удивленно сказала:
– Ты совсем не пил.
– Пожалуй, я все-таки предпочел бы красное вино.