Он снял рубашку сперва с нее, потом с себя. Прежде чем она успела опомниться, они уже лежали голые, и она повсюду чувствовала его воспламеняющие прикосновения. Ее шея, грудь, живот – руки Филиппа изучали все это, а за руками, не скупясь на поцелуи, следовали губы. Вот он тронул ими треугольник волос, одновременно скользя пальцами вверх по внутренней стороне бедра.
Дыхание Элизы участилось. Она невольно раскрыла колени, предвкушая нечто чудесное.
– Как ты прекрасна! – пробормотал Филипп.
В этот момент его пальцы достигли цели и стали трогать, гладить, ласкать то место, где сейчас словно бы сосредоточились все чувства Элизы. «Сладострастие! – подумалось ей. – Наверное, это оно».
Ее колени раскрылись еще шире. Заметив это пригласительное движение, Филипп тихонько засмеялся и опустил голову. Там, куда он теперь целовал ее снова и снова, возникли удивительные ощущения – такие, от которых дыхание сделалось громким и усилилось желание чего-то большего, еще большего…
Средоточие ее страсти как будто бы вобрало в себя весь мир. Она стремительно приближалась к какому-то обрыву, но страшно ей не было. Напротив, ей хотелось упасть в эту пропасть, окунуться в…
Вдруг тело Элизы замерло, схваченное странной судорогой. Это было как фейерверк. Посыпались искры и золотые огни, а душа коснулась неба.
Через минуту Филипп снова лежал рядом с Элизой, обнимая ее, прижимая к себе. Чувствуя себя счастливой и защищенной, она преклонила голову к нему на плечо. Свеча погасла, и теперь их обоих обволакивала темнота глубокой ночи.
Немного спустя Элиза, гладя Филиппа по спине, тихо спросила:
– Ну а как же ты? Как же твой… кот?
– Какой кот? – произнес он удивленно.
– Ну если у меня кошечка, – медленно пояснила она, – то у тебя кот?
– Обо мне не беспокойся, – ответил Филипп, смеясь.
Элиза промолчала, но сердце ее переполнилось, душа хотела излиться. То, что сейчас произошло с ней, казалось таким… верным, именно для нее предназначенным… Нет, она должна была сказать это. Филипп не уедет, не узнав.
– Я люблю тебя, – прошептала она и, почувствовав, как напряглось его тело, быстро продолжила: – И я благодарна тебе за…
– Элиза, что ты сейчас сказала?
– Я сказала, что люблю тебя, и, хоть в твоей жизни я ничего или почти ничего не значу, я подумала…
Филипп вдруг отстранился и схватил Элизу за плечи.
– Как можешь ты говорить, будто ничего для меня не значишь? Ни одной ночи не проходит, чтобы я не видел тебя во сне! А при мысли, что ты выйдешь замуж за Хенри…
– С чего ты взял? – прервала его Элиза. – Я не выйду за него. Никогда.
– Но твой отец…
– Мой отец волен воображать себе что угодно, но принудить меня к замужеству он не сможет. Если ничего другого мне не останется, я убегу!
– Тогда давай убежим вместе,
Радость теплой волной захлестнула Элизу. К ней вдруг вернулись и силы, и вера в счастье.
– И почему же ты вдруг просишь меня об этом? – спросила она, дразня Филиппа.
– Потому что люблю тебя, почему ж еще?
Сердце Элизы блаженно замерло. Она засмеялась.
– В таком случае…
Ее руки обвились вокруг его шеи, и ей не понадобился свет, чтобы найти губами его губы. Это был поцелуй-обещание. Долгое обещание, на которое их тела с готовностью отозвались. Она еще крепче прижалась к нему бедрами, чтобы лучше почувствовать его. Наконец они, тяжело дыша, расслабили объятия.
– Выходит, мы теперь обручены, – заявила Элиза.
– Можно и так сказать, – ответил Филипп.
– Обручены – это почти женаты, верно?
– К чему ты клонишь?
– Если так… то почему бы нам уже сейчас не сделать того самого, что мужчина и женщина делают в первую брачную ночь?
Филипп провел пальцами по груди Элизы.
– И правда. Почему бы нет? – произнес он серьезно, чертя кружки вокруг ее соска.
– Так что же я должна делать? – спросила она срывающимся от радостного волнения голосом.
– Все, что захочешь.
И
Поцелуи, прикосновения кожи к коже, ласки в потаенных местах. Пальцы Элизы изучали тело Филиппа так же, как он изучил ее. Впервые она взяла в руки и нежно погладила то, к чему раньше притрагивалась только через одежду. Чутье подсказало ей, что нужно делать. Его губы уже знали ее. Теперь она приняла его полностью. Опять почувствовалась влага, и от избытка чего-то небо показалось совсем близким. Но вдруг все стало по-другому. Напор, давление, натиск, и вот он в ней. Что она испытала? Боль? Или, скорее, благодатное чувство полноты, завершенности? Это трудно было передать словами.
Филипп замер в ожидании. Чего?
Изучая новое ощущение, Элиза осторожно напрягла бедра. Он, по-видимому, именно этого и ждал, чтобы начать медленно двигаться внутри нее. Руки его оставались нежными, а ритм толчков постепенно убыстрялся, заставляя ее дышать все чаще и громче. Наконец-то она поняла, для чего предназначены мужские и женские части тела, как прекрасно они друг с другом соотносятся и как замечательно…
А-а-ах!
С неба дождем посыпались звезды.