Элизабет и её немецкий сад

На дальней поляне, посреди которой растет одинокий дуб, я устроила весенний сад – крокусы, нарциссы, гиацинты, тюльпаны, а также цветущий кустарник и деревья – декоративные яблони, розы – флорибунды и коронарии; черешня, магалебская вишня, банксия, трехлопастный миндаль, алыча; айва и вейгела всех оттенков, несколько видов боярышника и прочие майские прелести. Если погода будет вести себя прилично, а в нужное время пройдут легкие дожди, то этот уголок будет прекрасным – но при «Если» с большой буквы! Самый злейший наш враг – засуха, а в два последних лета случалось по пять недель подряд ужасной жары, без единого облачка, когда пересохли все дренажные канавки, а земля словно пропеклась. В такие периоды полив не по силам двум работникам: поскольку сад – это место, где хочется счастья, и никому не понравится, если за каждым твоим движением будет следить дюжина любопытных глаз, я предпочитаю иметь не более двух работников, точнее, полутора – помощник садовника, подобно аисту, по осени отбывает домой, в родную Россию, и возвращается с первым дуновением весны. Я хотела, чтобы он остался на зиму, потому что и зимой тоже дел много, и на днях сказала ему об этом. У него весьма жалкий вид – он хромает, и у него какая-то ужасная глазная болезнь, но он хороший работник и неустанно трудится от рассвета до заката.

– Молю, мой добрый аист – сказала я (или что-то в этом роде) по-немецки. – Почему бы тебе не остаться здесь вместо того, чтобы ездить домой и просаживать там все, что ты заработал?

– Я бы остался, – ответил он, – если бы не жена в России.

– Жена?! – воскликнула я, пораженная тем, что это бедное кривобокое создание нашло себе пару, хотя это глупо с моей стороны: вот уж чего в нашем мире хватает с избытком, так это возможностей найти себе кого-то в пару. – Я и не знала, что ты женат.

– Да, и у меня двое маленьких деток, и не знаю, что бы они делали, если б я не приезжал домой. Но добираться до России очень дорого, каждый раз мне приходится платить семь марок.

– Целых семь марок!

– Да, большая сумма.

Вряд ли бы я была способна потратить на дорогу до России целых семь марок, разве только испытывала бы непреодолимое желание туда попасть.

Все работники, которые трудятся здесь с марта по декабрь, – русские или поляки, или смесь тех и других. В начале года мы отряжаем человека, который может говорить на их языке, на поиски, они приезжают со своими узлами – мужчины, женщины и дети, – и, получив плату за проезд, исчезают при первой же возможности, иногда по полсотни человек сразу, чтобы поодиночке или парами работать на окрестных крестьян, которые платят им на пфенниг или два в день больше, чем мы, а питаются они вместе с семьей нанимателя. Мы им платим от полутора до двух марок в день, картошки они могут есть от пуза. Женщинам платят меньше, но не потому, что они меньше работают, а потому что они женщины и их поощрять не следует. С ними проживает надсмотрщик с револьвером в кармане и свирепым псом у ног. В первые пару недель после прибытия лесники и другие постоянные служащие выставляют охрану возле домов, в которых их поселяют. По ночам охранники тоже дремлют, потому что каждую весну происходит одно и то же: вопреки всем предосторожностям работники сбегают по пятьдесят человек сразу, и мы остаемся с разинутыми ртами и значительно опустевшими карманами. Этой весной из-за какой-то ошибки они прибыли без своего скарба, который застрял где-то в дороге, а поскольку путешествуют они в лучших одеждах, то отказались выходить на работу, пока не прибудет багаж. Так что, к отчаянию домоправителей, около недели было потеряно.

И никакими силами и уговорами их не заставишь работать в церковные праздники, единственная переполненная здесь прихожанами церковь – русская. Весной, когда жизненно важен каждый час, работы постоянно приостанавливаются, а работники спят на солнышке весь день с чистой совестью, поскольку пребывают в мире одновременно с собой и с церковью – редкий случай полного согласия. Логические доводы, лишенные подпорки в виде веры, в это драгоценное время могут действовать весьма угнетающе, и, признаюсь, в эти первые теплые дни после долгих зимних морозов, когда уже можно начинать работать на земле, я сочувствую мрачному настроению Разгневанного, вынужденного считаться с тем, что на неделе выпадает по два или три нерабочих дня, и молча выслушиваю его высказывания в адрес далеких русских святых.