В новой для себя роли сенаторской жены Элизабет начала принимать участие в официальных мероприятиях. Она посещала по всей Вирджинии школьные фестивали драматического искусства, вносила свою лепту в мероприятия, посвященные Международному году ребенка. Элизабет никогда не выступала с пространными речами. Она просто выходила на публику и произносила несколько слов, что приводило присутствующих в неописуемый восторг. Люди ощущали свою избранность уже от того, что имели счастье лицезреть знаменитую киноактрису вблизи. Когда же она говорила им, какое удовольствие испытывает от своего перевоплощения из кинозвезды в жену политического деятеля, публика просто млела от восторга.
«И на том, и на этом поприще вы всегда на виду, вы всегда готовы к действию, — вещала она, — лишь с той разницей, что политика это настоящая жизнь, а шоу-бизнес — выдумки и фантазия. В политике вы пишете свой собственный сценарий. Здесь нет Теннесси Уильямса, который бы написал его за вас, и если вы испортили свой выход, вы не можете требовать для себя нового дубля или же валить всю вину на режиссера. Разумеется, в шоу-бизнесе вы чувствуете себя более защищено. В политике же — нет. Здесь вам могут задать оскорбительный вопрос, и хотите вы того или нет, но приходится на него отвечать»
Даже после того, как избирательная кампания подошла к финишу, репортеры продолжали выслеживать Элизабет буквально на каждом шагу, щелкая блицами, стоило ей только появиться поблизости. Ее продолжали засыпать вопросами, и каждый раз Элизабет ощетинивалась, когда, как ей казалось, кто-то пытался приуменьшить ее новую роль. Неужели ей и впрямь нравится купаться в отраженных лучах славы своего мужа, нежели самой сиять звездным блеском?
«Послушайте, — как-то раз оборвала она одного репортера, — я тружусь с десяти лет. Меня еще рано списывать в расход. Я еще не намерена поставить на себе крест. У меня нет проблем с самооценкой, и я вовсе не собираюсь холить и лелеять свое «я». Мне прекрасно известно, кто я и что я являю собой, и не как кинозвезда, а просто как женщина».
Элизабет испытывала все возрастающую неприязнь к прессе — и неудивительно, ведь ей то и дело попадались на глаза такие словечки в свой адрес, как «перезрелая», «дородная», «рубенсовская толстушка». Доходили до нее и перешептывания, что она, мол, попивает. «Знаете, я не уверена, действительно ли во всем виноват кортизон (прописанный ей от воспаления суставов), а не «Джек Дэниэльс», — заявила одна дама репортеру журнала «Пипл». Как-то раз во время обеда в ее честь Элизабет даже возмущенно вышла из зала, когда какой-то комик пошугил насчет ее бюста — что тот-де «спускается к ней на живот, как солнце в море». Элизабет постоянно приходилось читать бесчисленные злорадные комментарии насчет ее избыточного веса, которые неизменно сопровождались на редкость реалистичными фото. В конце концов, она отказалась давать интервью и все реже показывалась на публике, предпочитая есть и пить в стенах собственного дома.
«Все больше народу переживает насчет моего веса, — сказала она, — но только не я. Я даже толком не знаю, сколько я вешу. Моего мужа этот вопрос тоже не волнует. Как мне кажется, ему даже нравится то, как я выгляжу».
В действительности вес супруги очень даже волновал Джона Уорнера. Он пытался убедить Элизабет соблюдать диету, а его секретарь тем временем собирал информацию насчет косметологических курортов, куда бы она могла поехать, чтобы сбросить вес. Наконец, ее приятельница Мори Хопсон, парикмахер из Нью-Йорка, порекомендовала ей курорт Палм-Эйр в Помпано-Бич, штат Флорида. Дорогая ферма, расположенная на полпути между Майами и Палм-Бич, затерялась посреди зажиточного городка, окруженная со всех сторон жилыми домами, бассейнами, площадками для игры в гольф, тремя клубными помещениями и девятнадцатью теннисными кортами.
«Мы искали такое место, куда было бы легко добираться, но одновременно — довольно уединенное и скрытое от досужих взглядов, — рассказывала Хопсон. — Мне пришлось поехать туда вместе с ней, потому что ее дочь была занята, а Чен Сэм тоже не могла ее сопровождать. Ведь не могла же она поехать туда одна!»
Без лишнего шума удалось договориться о том, что в июле Элизабет проведет на курорте три недели. Директриса заверила ее, что в это время народа почти не бывает, пообещав также, что занятия с Элизабет будут проводиться приватно, отдельно от других находящихся на излечении пациенток. Директриса также дала согласие в дневное время на несколько часов закрывать доступ на территорию другим посетителям, чтобы Элизабет могла пользоваться сауной и бассейном в полном одиночестве. Лечение стоило 1800 долларов в неделю и состояло из трехчасовых физических упражнений, перемежавшихся с сауной, массажем, косметическими процедурами, а также бессолевой диеты на шестьсот калорий в день и полного воздержания от алкоголя.