«Уверен, что даже Эйб Линкольн, великий сторонник эмансипации, и тот бы разделил мое мнение», — произнес Уорнер.
«Эйб Линкольн? И в какую еще древность тебя занесет?»
Не зная, что на это отвечать, Джон Уорнер заметил, что супруги сенаторов и конгрессменов являются участницами конференции, но без права голоса. А затем добавил, что данные комитета по делам вооруженных сил свидетельствуют о том, что женщины хотели бы занимать в армии более разнообразные посты, чем им предлагались.
«И что это за работа?» — поинтересовалась Элизабет.
«Что ж, я с гордостью могу заявить, что в бытность мою секретарем по делам флота я создал больше рабочих мест для женщин, чем они имели до этого».
«Тоже мне работа, — фыркнула Элизабет. — Подай-принеси!» В этот момент в их спор встрял конгрессмен Бад Шустер, чтобы выразить свое мнение, будто исключение женщин из обязательной регистрации есть дискриминация в их же пользу. «Все зависит от того, как на это посмотреть», — заметила Элизабет.
Другой конгрессмен вскочил со своего места и заявил, что вопрос регистрации ни в коем случае нельзя смешивать с проблемой «так называемой дискриминации женщин».
«Так называемой? — возмутилась Элизабет. — Вы сказали так называемой?»
«Да ладно тебе, Лиз, успокойся», — не выдержал Уорнер и замахал руками, чтобы его жена угомонилась.
«Только не пытайся заткнуть мне рот своей вечно указующей ручищей!» — воспротивилась Элизабет.
«Лиз, я всего лишь прошу тебя принять во внимание мой жизненный опыт», — продолжал Уорнер и принялся рассказывать о своей службе во флоте и морской пехоте.
«Можно подумать, что я не зарабатываю себе на жизнь с десяти лет!» — не унималась Элизабет. «А вскоре тебе опять придется взяться за работу», — пробормотал разозленный супруг.
Многие неправильно истолковали этот инцидент, решив, что подобная прилюдная перепалка есть не что иное, как свидетельство трений между супругами. Введенные в заблуждение внешними проявлениями, люди делали вывод, будто полнота Элизабет есть признак ее неудовлетворенности вашингтонской жизнью и ролью супруги политического деятеля.
Вскоре европейская пресса повсеместно раструбила о том, что у знаменитой актрисы дело якобы движется к новому разводу. Эти слухи вроде бы даже подтвердились после Рождества, когда Джон Уорнер один вернулся в Соединенные Штаты, а Элизабет осталась в своем шале в Гштааде.
Элизабет яростно отметала подобные инсинуации: «Здесь нет даже малой толики правды. Во всем виноваты эти чертовы фоторепортеры, из-за них и разгорелся весь этот сыр-бор. Джону надо было вернуться в Штаты, потому что его ждали неотложные дела, я же осталась в Швейцарии, чтобы встретить Новый год вместе с детьми. Ну а поскольку Джон уехал домой, европейская пресса тотчас подняла шум, что-де мы поссорились, что совершенно не соответствует действительности».
Тем не менее, слухи об отчуждении между супругами не утихали, особенно после того, как стало известно о намерении Элизабет возобновить свою карьеру в кино. Даже самые близкие друзья, и те задавались вопросом, а все ли действительно в порядке между Уорнерами.
«Мне как-то раз случилось обедать у Кэтрин Грэм, и она даже поинтересовалась, не собираемся ли мы с Джоном разводиться, — возмущалась Элизабет. — По словам Кэтрин, газета и журнал, которые она выписывала, «Вашингтон пост» и «Ньюсуик», якобы напечатали материалы о том, будто наш брак распался». Элизабет заверила миссис Грэм, что у них с Джоном все в порядке. После чего позвонила одному репортеру, чтобы тот донес ее точку зрения до читателя. «Я ужасно возмущена этими лживыми сплетнями, — заявила она. — Мы с Джоном счастливы, и этим все сказано. Поэтому ни о каком разводе не может быть и речи. Мне нравится та жизнь, которую я здесь веду, и, как мне кажется, я с каждым днем все лучше справляюсь с моими обязанностями. Я нахожу удовольствие в том, что я жена сенатора и так или иначе причастна к политике. Я вполне довольна своей жизнью в Вашингтоне и не скучаю по мишурному блеску Голливуда. Да, моя жизнь действительно изменилась, когда я вышла замуж за Джона и переехала сюда, но я наконец-таки обрела ту самую незамысловатую жизнь, к которой стремилась долгие годы».
Сенатор Джон Уорнер, сидевший в тот момент рядом с женой, добавил: «Жена любого политика время от времени не выдерживает такого напряжения. Кажется, что вы уже больше не в состоянии перекусывать в каком-нибудь придорожном заведении резинистую куриную ногу, и это несмотря на то, что жареный цыпленок — излюбленное блюдо Лиз, из числа тех, что она для меня готовит. Сколько долгих вечеров ей пришлось провести в одиночестве, потому что я допоздна задерживался в Сенате, чтобы не пропустить поименное голосование».
Джон Уорнер был ужасно горд тем, что не пропустил ни одного заседания, и даже послал своим избирателям сообщение о том, что участвовал во всех до единого сенатских поименных голосованиях и тем самым установил рекорд, который так и не сумел побить ни один другой сенатор-республиканец за последнее десятилетие.