«Теперь я твердо могу сказать «нет» всем этим бесконечным перекусам, — заявила Элизабет. — Хватит с меня сосисок, картошки, чипсов и попкорна. Моя цель — сбросить тридцать пять фунтов».
Пребывание Элизабет на курорте завершилось совершенно неожиданно. По телефону до нее дошло известие о скоропостижной кончине ее второго мужа Майкла Уайлдинга. Шестидесятишестилетний британский актер, страдавший от эпилепсии, скончался от черепно-мозговых травм, полученных им при падении у себя дома в Чичестере, в Англии. Элизабет планировала вылететь на похороны вместе с дочерью, Лизой Тодд, и обоими сыновьями, Майклом и Кристофером. Несмотря на то, что Элизабет развелась с Уайлдингом более двадцати лет назад, бывшим супругам удалось сохранить друг к другу самые теплые чувства. Более того, Уайлдинг был единственным из ее предыдущих мужей, с кем у Элизабет остались нормальные отношения. Надпись на венке из белых роз гласила: «Дорогой Майкл, благослови тебя Господь. Я люблю тебя. Элизабет».
К сожалению, ее присутствие на похоронах затмило собой кончину ее бывшего супруга, а тот факт, что ей удалось сбросить лишние килограммы, стал настоящей сенсацией — на страницах британской прессы моментально замелькали фотографии «до» и «после».
Элизабет вернулась в Вашингтон, где продолжила играть роль миссис Джон Уорнер, супруги начинающего сенатора из Вирджинии. Вместе с ним она устроила в их поместье в Атоке традиционный пикник для четырех тысяч гостей со сбором средств в пользу республиканской партии, причем часть собранных денег от продажи 25-долларовых входных билетов пошла на покрытие почти двухмиллионного долга Уорнера — именно такая сумма была израсходована на избирательную кампанию. Во время пикника Элизабет прогуливалась среди гостей, пожимала им руки и даже немного попозировала вместе с мужем на эстраде, чтобы толпы приглашенных могли сделать снимки.
«Неплохая идея — сосредоточить свое внимание на жене политика, — заявил гостям Уорнер. — Говоря по большому счету, ей приходится преодолевать в жизни те же самые рытвины и ухабы и есть те же самые куриные окорочка, что и ее мужу».
Как бы то ни было, но Элизабет так и не удалось добиться прежнего успеха. Выборы были уже позади, цель достигнута, и до жены политика мало кому было дело. К этому времени ее муж уже уверенно восседал в сенаторском кресле, дабы издавать законы, по которым вращается окружающий мир.
Первым законодательным актом, который Джону Уорнеру удалось протащить в сенате, стал запрет на взимание платы за пользование туалетом в аэропортах. «Я отдаю себе отчет, что на этом не сделаешь карьеру, а некоторые даже не упустят возможности позлословить по этому поводу, — заявил он, — но между заседаниями по вопросу о сокращении стратегических вооружений я все-таки выкроил время, чтобы помочь людям решить их маленькие, но достаточно острые проблемы». Когда этот закон был одобрен Конгрессом, Уорнер выпустил пресс-релиз, который впоследствии поместил в рамочку, приложив к нему для жены записку со словами: «Элизабет, моей дорогой жене и соратнику по предвыборной кампании. Я сдержал свое обещание. Закон принят. Джон».
Теперь же от нее ожидалось, что она будет развлекать избирателей или же потихоньку шить кукол. Но как бы Элизабет ни старалась следовать этим правилам, ей так и не удавалось вжиться в эту свою новую роль. Во время футбольного матча в Вашингтоне той осенью Элизабет уже со стаканом в руке увлеченно беседовала с репортером-мужчиной. Супруг забеспокоился, как бы она, как то за ней водится, не разоткровенничалась с журналистом, и поэтому изо всех сил старался заново привлечь ее внимание к игре.
«Да пошел он к черту! — воскликнула она. — Неужели не видно, что мне и так хорошо!» Через неделю этот случай всплыл на страницах «Вашингтон пост», с многозначительным комментарием, вроде того, что «после широко разрекламированного сбрасывания веса на флоридском курорте миссис Уорнер, похоже, начала набирать его снова».
Спустя несколько недель Элизабет находилась в ресторане, где одна слишком пылкая поклонница досаждала ей просьбами дать автограф: «Ну пожалуйста, еще один, для моей кузины в Оклахоме!» На четвертый раз терпение Элизабет лопнуло. Вместо того, чтобы дать женщине еще один автограф, она небрежно накарябала пожелание, которое на следующий день появилось на газетной странице: «Мы не можем напечатать последнее слово в нашей семейной газете, но зато готовы сообщить вам, что первые два были «Пошла ты в», — ехидничала газета.
В феврале 1980 года сенатор и его жена почтили своим присутствием ежегодную конференцию республиканской партии в Мэриленде, где Джон Уорнер внес предложение возобновить практику регистрации новых членов, но только для мужчин. «Только для мужчин? — возмутилась Элизабет. — Я из тех женщин, кому палец в рот не клади, и, как мне кажется, завтра только помани их, и они с готовностью ринутся в окопы».
«Мне очень жаль, но ты не имеешь права голосовать по этому вопросу», — одернул ее муж.
«Да, но ты ведь сам пригласил меня сюда», — настаивала Элизабет.