Элизабет Тейлор

Театральный люд отказывался верить, что кинозвезда рискнула-таки появиться на сцене. Умники ломали голову над вопросом, что подвигло ее выставить себя на показ избалованной публике и взыскательным бродвейским критикам.

«Я всю свою жизнь играла с судьбой в азартные игры, — заявила Элизабет. — Сколько раз критики разносили меня в пух и прах, так что это меня мало волнует. Какая в конечном итоге разница, что там напишут про вас театральные критики?»

Быть выставленной на сцене живьем, напоказ, под придирчивые взгляды искушенного зрителя (от чего, кстати, избавлены киноактеры — ведь их защищает правильно подобранный грим, выгодно выбранный угол съемки, дубли и монтаж) — нелегкое дело. Однако Элизабет не желала сдаваться. «Я всегда мечтала в определенный момент моей карьеры сыграть на сцене, — говорила она. — Задумывалась ли я, чем при этом рискую? Да, но не более чем на полчаса. Не думаю, чтобы меня ждал провал. Люди платят деньги, а я со своей стороны обязана дать им то, за что они платят».

За этой бравадой скрывалось горячее желание добиться успеха на самом трудном (театральном) актерском поприще, добиться того, чтобы тебя приняли, оценили и наградили аплодисментами, как истинную актрису, а не как знаменитость. Тем не менее, Элизабет не желала считать себя новичком сцены и еще больше ставила людей в тупик, хвастаясь тем, что за всю жизнь не взяла ни единого урока актерского мастерства. «Мною как актрисой движет инстинкт, — говорила она. — У меня есть опыт — опыт, полученный мною в работе, из наблюдений; полученный, скажем так — методом проб и ошибок. Но я никогда не брала уроков актерского мастерства».

Поставив себе целью во что бы то ни стало добиться успеха, Элизабет хотела, чтобы ее режиссером стал Майк Николс, но тот уже был занят, поэтому эта честь выпала Остину Пендлтону. Элизабет также потребовала, чтобы ее в этом спектакле окружали хорошие актеры, и добилась того, чтобы с ней работали лучшие театральные силы: Морин Стаплтон, Энтони Зерб и Джо Паназецки.

Когда Элизабет сказали, что роль тетушки Берди в ее спектакле отдана Морин Стаплтон, она воскликнула: «Я говорила, что мне нужны хорошие актеры, но не настолько же!»

Целых полтора месяца труппа репетировала историю одержимой алчностью семьи южан, происходившую на пороге нашего века. Весь сюжет вращается вокруг Реджайны, женщины, принесшей свою красоту на алтарь материального благополучия. Два ее брата, съедаемые корыстью, пообещали ей несметные богатства, если она сумеет уговорить своего мужа вложить сто пятьдесят тысяч долларов в дело одного бизнесмена из Чикаго, задумавшего построить в их родном городе хлопкопрядильную фабрику — эта сделка сулит огромные барыши, поскольку основана на эксплуатации местных негров.

Реджайна тотчас представляет себе это богатство, которое, в конечном итоге, позволит ей уехать с опостылевшего Юга, и решает во что бы то ни стало получить у мужа эти деньги. Гораций же — так зовут ее мужа — неизлечимо болен и вот уже пять месяцев находится в больнице в Балтиморе. Честный, хотя и преуспевающий банкир, Гораций Гидденс отказывается участвовать в этой сделке, частично потому, что недолюбливает своего шурина, но главным образом для того, чтобы досадить жене.

Под мнимым предлогом Реджайна выманивает его из больницы домой. Тем не менее, Гораций продолжает сопротивляться и не дает денег. Обоим братьям Реджайны становится ясно, что никаких денег они от него не получат, и поэтому решают искать средства в других местах. В этот момент племянник Реджайны крадет из сейфа банкира облигации на 188 тысяч долларов и отдает их отцу и дяде. Когда Гораций обнаруживает кражу, то решает относиться к ней как к займу, вместо того чтобы подать на племянника в суд. Супруге же он говорит, что пока он жив, она не может ничего с этим поделать.

Реджайна бросает в лицо мужу, что презирает его за то, что по его вине она лишилась своих миллионов, и ее яростные нападки становятся причиной сердечного приступа. Потянувшись за спасительным лекарством, Гораций случайно роняет его со стола, но не может дотянуться и умоляет жену помочь ему. Та же, не пошелохнувшись, наблюдает предсмертную агонию мужа. Ее нежелание помочь, по сути дела, становится убийством.

Обозленная Реджайна теперь обрушивает свой гнев на братьев, требуя от них 75% прибыли и угрожая в случае отказа тюрьмой. Они уступают ее требованиям. В конце пьесы, одолев братьев и убив собственного мужа, Реджайна устало поднимается наверх, к себе в спальню. За мгновение до финального занавеса ее дочь, Александра, кричит ей в спину: «Тебе не страшно, мама?»

Элизабет отдавала себе отчет в том, актрисы какого масштаба исполняли эту роль до нее — Талула Бэнкхед в 1939 году, Бетт Дэвис в экранизации 1941 года, Грир Гарсон в телепостановке 1956 года и Энн Бэнкрофт в Линкольновском центре в 1967 году. Тем не менее, она оставалась на удивление спокойна.