В этот момент и увидел мисс Смит Фрэнк Черчилл: девушка дрожала от страха, что-то умоляюще бормотала, а цыгане кричали и нахально требовали денег. По счастливому стечению обстоятельств его отъезд из Хайбери был немного отсрочен, потому-то он и оказался неподалеку в критическую минуту. Желая насладиться приятностью утра, он отправил кучера с лошадьми другой дорогой, чтобы встретиться с ними через милю-две, а сам решил прогуляться. По пути ему пришлось на пару минут заглянуть к мисс Бейтс (возвратить ножницы, взятые у нее накануне), вследствие чего он покинул деревню чуть позже, чем предполагал. Так как шел он пешком, цыгане не замечали его, покуда не приблизился. Теперь женщина и мальчишка сами испытали тот страх, который внушили Харриет. Когда бродяги в ужасе разбежались, Харриет, еще не придя в себя, схватила за руку своего спасителя и, собрав последние силы, кое-как добрела до Хартфилда. Фрэнк Черчилл сам решил привести ее сюда, ибо не знал, где она живет.
Такова была вся история, рассказанная им и дополненная Харриет. Увидав, что ей сделалось лучше, он принужден был откланяться, потому что уже потерял много времени и более не мог медлить ни минуты. Эмма проводила его изъявлениями искренней благодарности от своего лица и от лица подруги, обещав сообщить миссис Годдард о счастливом спасении подопечной, а мистеру Найтли — о таборе, расположившемся близ Хайбери.
Если видный молодой человек и милая барышня оказываются соединены подобными обстоятельствами, то даже в самое холодное сердце и самый прозаический ум едва ли могут не закрасться определенные мысли. Будь на месте Эммы ученый муж, грамматик или даже математик, то и он, увидав Харриет и Фрэнка вместе и выслушав их рассказ, непременно бы подумал, что сложившиеся обстоятельства весьма способствуют пробуждению в молодых людях интереса друг к другу. Ну а Эмма, юная леди с развитым воображением, и вовсе загорелась этой мыслью, которая, кстати сказать, уже посещала ее прежде.
Случай был поистине исключительный! Сколько Эмма себя помнила, ни с ней, ни с какой-либо другой хайберийской барышней не происходило ничего подобного. И вот теперь пережить пугающую встречу довелось не кому-нибудь, а именно Харриет, и именно в тот час, когда Фрэнк Черчилл оказался рядом, чтобы ее спасти! Поистине удивительное и многообещающее стечение обстоятельств — особенно если учесть душевное состояние обоих молодых людей: Фрэнк боролся с чувствами к ней, а Харриет выздоравливала от ослепления мистером Элтоном. Все как будто бы складывалось как нельзя лучше: такое происшествие не могло не расположить Харриет и Фрэнка друг к другу.
На протяжении нескольких минут, покуда мисс Смит не вполне еще пришла в себя, между ее спасителем и Эммой все же произошел короткий разговор. Рассказывая о том, какой ужас охватил Харриет, как наивно она просила бродяг не причинять ей вреда, как сжала в своих ладошках его руку, он был преисполнен сочувствия к бедняжке, но вместе с тем весел и доволен, а напоследок, когда Харриет очнулась и сама поведала о случившемся, с жаром побранил безрассудство мисс Бикертон. Теперь все должно было идти своим чередом, без искусственно чинимых препятствий, но и без какой-либо сторонней помощи. Довольно Эмма вмешивалась в чужие сердечные дела. На этот раз она ни единым движением, ни единым намеком не подтолкнет молодых людей друг к другу. Ее желание останется лишь желанием, от которого вреда быть не может, а большего она себе не позволит.
Мистеру Вудхаусу Эмма сперва хотела не говорить о случившемся, зная, как он будет встревожен, но вскоре ей стало ясно, что умалчивать о происшествии бессмысленно, ибо в течение часа оно стало известно всему Хайбери. Такие истории приходятся особенно по нраву тем, кто больше других любит поговорить: молодым людям и простонародью, — а вскоре вся местная молодежь и слуги с наслаждением обсуждали ужасающую новость. Цыгане, казалось, затмили вчерашнее торжество. Мистер Вудхаус дрожал от страха, и, как и следовало ожидать, Эмма сумела его успокоить, лишь дав твердое обещание никогда более не выходить за пределы парка. Его, однако, несколько утешило то, что на протяжении всего дня соседи справлялись о его состоянии (они знали, как он это любит), а также о состоянии мисс Вудхаус и мисс Смит. В ответ он с удовольствием говорил: «Ах, всем нам очень тяжко», — хотя на деле дочь его чувствовала себя превосходно, да и Харриет не хуже. Эмма не противоречила ему, ибо знала, что природа наделила ее здоровьем, не подобающим чаду такого отца, как мистер Вудхаус: для того чтобы упомянуть о ней в записке, ему приходилось всякий раз придумывать ей болезнь. Подлинное же недомогание было ей почти незнакомо.