— Да, этим знанием я обладаю по праву, хотя ни разу не был в Энскоме. До чего она странная женщина! Но нет, я никогда не позволю себе дурно говорить о ней — о тетушке Фрэнка, — ибо уверен, что она в самом деле очень его любит. Прежде я думал, будто она никого не способна любить, кроме себя самой, однако к нему она всегда была добра — на свой манер, разумеется: не без маленьких прихотей и не без того, чтобы во всем требовать себе угождения. То, что сын мой удостоился хотя бы такой любви, делает ему, по моему убеждению, немалую честь, ведь вообще-то (никому другому я бы этого не сказал) сердце у его тетушки каменное, а норов дьявольский.
Разговор об этом предмете пришелся мисс Вудхаус так по вкусу, что она возобновила его с миссис Уэстон вскоре после того, как они перешли в гостиную. Эмма пожелала удачи бывшей своей гувернантке, упомянув между прочим неизбежную тревогу, сопутствующую первой встрече. Миссис Уэстон согласилась, однако прибавила, что предпочла бы знать наверняка, когда эта тревога ее посетит.
— Боюсь, он снова не приедет в назначенный срок. Не имея сангвинического темперамента мистера Уэстона, я не могу ни в чем быть уверена. Муж мой, вероятно, уж посвятил вас в обстоятельства дела?
— Да. Ежели я верно поняла, все зависит от расположения духа миссис Черчилл, а то, что оно окажется дурным, — самая верная вещь на свете.
— Милая Эмма, можно ли полагаться на постоянство каприза? — молвила миссис Уэстон с улыбкой и, повернувшись к Изабелле, которая только теперь присоединилась к их беседе, прибавила: — Позвольте вам доложить, дорогая моя миссис Найтли, что, в отличие от моего супруга, я не знаю наверняка, навестит ли нас мистер Фрэнк Черчилл, как обещался. Все решают желания его тетки, вернее — ее прихоти: уж вам-то, двум моим дочерям, я могу сказать правду. Миссис Черчилл всем заправляет в Энскоме, а нрав у нее весьма своеобразный. Приедет к нам Фрэнк или нет — зависит от того, соблаговолит ли она его отпустить.
— Ах, миссис Черчилл, кто ее не знает? — ответствовала Изабелла. — Можно ли думать о бедном молодом человеке без сострадания? Это, должно быть, ужасно — постоянно жить при особе, настолько своенравной. Нам, по счастью, такая беда не знакома, но можно вообразить, как тяжело приходится юноше. Хорошо еще, что Бог не послал ей детей! Она сделала бы крошек несчастными!
В эти минуты Эмма предпочла бы остаться с миссис Уэстон наедине и тогда услышала бы больше: с ней одной бывшая гувернантка позволила бы себе откровенность, на какую не осмеливалась в присутствии Изабеллы, и поведала бы о Черчиллах все, умолчав покамест лишь о тех видах на молодого человека, о которых Эмме уж сообщило собственное воображение.
Мистер Вудхаус очень скоро последовал за дамами в гостиную, ибо не выносил долгого сидения за столом после обеда. Не находя удовольствия ни в вине, ни в беседе между джентльменами, он с радостью присоединился к тем, в чьем обществе всегда чувствовал себя спокойно. Покуда отец говорил с Изабеллой, Эмма все же обратилась украдкой к хозяйке дома:
— Выходит по-вашему, мистер Черчилл навряд ли приедет в назначенный срок? Жаль. Вы, верно, с тревогой ожидаете первой встречи с ним, и чем скорей она окажется позади, тем лучше.
— Да, и каждая отсрочка лишь убеждает меня в том, что за ней последуют другие. Даже если этих гостей, Брейтуэйтов, в самом деле отменят, наверняка отыщется новый повод. Сам Фрэнк, надеюсь, не хочет огорчать нас, однако Черчиллы, очевидно, предпочитают не отпускать его от себя. Все дело в ревности: они ревнуют его даже к отцу, — потому-то я и сомневаюсь в том, что он приедет. Боюсь, напрасно мистер Уэстон радуется скорой встрече.
— Мистер Черчилл должен приехать, — возразила Эмма. — Хотя бы на пару дней, но должен. Может ли такое быть, чтобы молодой человек не имел в своем распоряжении даже двух свободных суток? Женщине, если она попала в дурные руки, могут запрещать видеться с теми, кто ей мил, но я не в силах себе представить, чтобы мужчина, ежели он этого хочет, не был волен провести неделю в доме своего отца.
— Нельзя наверняка знать, что дозволено, а что не дозволено Фрэнку, пока не побываешь в Энскоме и не узнаешь нравов этого дома, — ответствовала миссис Уэстон. — Ни о каком человеке или семействе не следует судить неосмотрительно, а уж Черчиллов тем паче не стоит мерить общей меркой. Миссис Черчилл зачастую бывает своенравна до неразумия, перечить же ей никто не осмеливается.
— Но ведь племянник ее любимец. Ежели я верно понимаю характер этой леди, она может не заботиться об удобстве своего супруга, которому всем обязана, может допекать его нескончаемыми капризами. Однако тот, кого она любит и кому ничем не обязана, должно быть, во многом ею руководит.
— Милая Эмма, не пытайтесь понять или предвидеть поступки тех, кто не наделен добрым сердцем, подобным вашему. Пускай себе миссис Черчилл живет как ей заблагорассудится. Фрэнк, несомненно, иногда оказывает на нее немалое влияние, но даже ему самому не дано знать, когда она пожелает его слушать, а когда нет.
Эмма холодно сказала: