Эмма

— О да! Преимущество сидения на месте, когда следует быть в пути, преимущество жизни, наполненной лишь праздными удовольствиями, и преимущество любования собственной ловкостью в изобретении отговорок. Он всегда может сесть и написать цветистую эпистолу, изобилующую лживыми заверениями. Он убедил себя в том, что изобрел превосходный способ сохранения мира в семействе и у отца теперь не будет оснований для обид. Читать эти письма мне тошно.

— Ваше отвращение к ним исключительно. Всех, кроме вас, они удовлетворяют.

— Подозреваю, что миссис Уэстон отнюдь не удовлетворена. Женщина ее ума и душевной чуткости, занявшая место матери, но не ослепленная материнской любовью, едва ли может быть довольна фальшивыми оправданиями. А кроме того, кому, как не ей, обижаться отсрочками визита, цель которого — их с пасынком знакомство. Будь миссис Уэстон значительной персоной, он, осмелюсь предположить, давно бы уж явился, хотя приезд его был бы для нее куда менее важен. Неужто вы думаете, что сама ваша подруга этого не понимает? Что не повторяет мысленно этих же слов? Нет, Эмма, ваш молодой человек не может быть по-английски добросердечен, хотя очень может быть по-французски aimable[8], то есть иметь изысканные манеры и выражаться не без приятности. Будь он хоть сто раз любезен, в нем нет английской деликатности в отношении к чувствам других людей, а стало быть, нет и подлинного добросердечия.

— Вы, по-видимому, наперед утвердились в дурном мнении о нем.

— Я? Нисколько, — ответил мистер Найтли с явным неудовольствием. — Думать о нем дурно я не желаю и, как во всяком другом человеке, с радостью признал бы в нем хорошее. Однако мне никогда не случалось слышать ни о каких его добродетелях, не считая того что он росл, хорош собой и имеет приятные манеры.

— Даже если это все его достоинства, для Хайбери он подлинное сокровище. Нам здесь нечасто доводится видеть красивых молодых людей приличного воспитания. Не будем придирчивы и не станем требовать от него всех совершенств сразу. Представляете ли вы себе, мистер Найтли, какой фурор произведет у нас его появление? И в Донуэлле, и в Хайбери только и будет разговоров, что о нем. Он, мистер Фрэнк Черчилл, сделается в округе единственным предметом внимания и любопытства. Никто даже думать не сможет ни о чем другом.

— Простите мне мою горячность. Я рад буду знакомству с ним, ежели найду в нем дельного собеседника, но если он окажется болтливым фатом, то едва ли надолго займет мои мысли.

— Мне думается, что в беседе мистер Фрэнк Черчилл умеет приспособиться ко вкусу каждого. Он может и желает быть приятным для всех. С вами станет говорить о сельском хозяйстве, со мной о рисовании или музыке, и так далее. Имея общие познания обо всех предметах, он способен подхватить нить или сам вести беседу — как будет уместнее и учтивее. Почти обо всем он может прекрасно говорить. Таково мое о нем представление.

— Мое же представление таково, — с жаром возразил мистер Найтли, — что ежели его успехи в науке всем угождать и впрямь столь велики, то он самое невыносимое существо на земле. Двадцать три года от роду, а уже король в своей компании, великий мудрец и искушенный политик, умеющий подобрать ключи к любой душе, обратить любой талант собеседника в доказательство собственного превосходства и обильно расточаемой лестью выставить всех глупцами! Дорогая моя Эмма, ежели вы действительно встретите такого чванливого щенка, то и сами не пожелаете его терпеть.

— Прекратим говорить о нем! Мы оба предубеждены: вы против него, я в его пользу. Покуда он не приедет, мы с вами не поладим.

— Предубеждены? Что до меня, то я свободен от предубеждений.

— А я так вовсе нет, и нимало этого не стыжусь. Моя любовь к мистеру и миссис Уэстон делает меня очень пристрастной.

— Как вам угодно. Я же попросту не нахожу нужным думать об этом юнце месяц напролет, — произнес мистер Найтли с заметной досадой, побудившей Эмму скорее переменить предмет разговора, хотя она и не понимала, отчего ее свойственник так рассержен.

Невзлюбить молодого человека только за кажущееся несходство с собой — это было недостойно той подлинной широты ума, которую Эмма всегда считала присущей мистеру Найтли. Видеть в нем самонадеянность ей и прежде случалось, но до сих пор она даже на миг не предполагала, чтобы слишком высокое мнение о себе самом могло сделать его несправедливым к достоинствам других.

Книга II

Глава 1