Эмма

— Благодарю! Вы так добры! — ответствовала счастливо обманутая мисс Бейтс, нетерпеливо шаря по столу. — Да вот же оно! Я же знала, что где-то здесь. И надо же мне было нечаянно поставить на него шкатулку для рукоделия! Оттого-то я и не могла его найти: совсем недавно в руках держала, а потом положила, должно быть, на стол… Я читала его миссис Коул, а когда та ушла, еще раз матушке. Это ведь такая радость для нее! Письмецо от Джейн — вот что ей никогда не наскучит слушать. А я знала: оно где-то тут, и если б не шкатулка… Как славно, что вы тоже желаете послушать! Только в первую голову мне следует от лица Джейн извиниться за то, что письмо так коротко — всего, видите ли, две странички, и то неполных. Такая уж у нее привычка: листик испишет и половину повычеркнет. Матушка моя всякий раз удивляется, что я так хорошо разбираю слова. Как распечатаем мы конверт, она и говорит: «Ну, Хетти, опять тебе распутывать эту сетку». Верно, мэм? А я отвечаю, что, если б больше некому было прочесть, она бы и сама попыталась. Мало-помалу и разобралась бы… Глаза у матушки стали, понятное дело, не так зорки, как прежде, зато через очки она, благодарение господу, видит превосходно. До чего дивная вещь — окуляры! Матушкины, во всяком случае, очень хороши. Джейн, когда бывает здесь, часто говорит: «У вас, бабушка, верно, отличное было зрение в молодые годы, раз вы за свою жизнь столько переделали тонкой работы, да и теперь неплохо видите. Хотела б я, чтобы и мои глаза так долго мне служили».

Выпалив все это скороговоркой, мисс Бейтс принуждена была остановиться перевести дух. Тогда Эмма сказала какую-то любезность относительно почерка мисс Фэрфакс.

— Как вы добры! — ответствовала мисс Бейтс, глубоко польщенная. — В этом деле вы первый судья, потому что сами чудесно пишете. Ничья похвала не может нас так осчастливить, как ваша. Матушка моя вас не слышит: стала, знаете, туговата на ухо.

Мисс Бейтс повернулась к матери и, повысив голос едва не до крика, спросила: — Вы слыхали, что мисс Вудхаус любезно сказала о почерке Джейн?

Эмма имела удовольствие дважды выслушать повторение глупого своего комплимента, прежде чем добрая старушка его поняла. Сама она тем временем думала, нельзя ли как-нибудь так, чтобы не показаться очень неучтивой, избежать чтения письма. Она уж собралась было ретироваться под любым незначительным предлогом, когда мисс Бейтс снова к ней обернулась и завладела ее вниманием:

— Матушка моя, видите ли, совсем даже не глуха. Просто недослышит самую малость. Стоит только возвысить голос да повторить слово раза два-три — она уж и разобрала его. К моему голосу она привыкла, но Джейн всегда слышит лучше, нежели меня, — примечательно, не правда ли? Джейн говорит на удивление четко! Как бы то ни было, приехав, она найдет старушку не более тугоухой, чем два года назад, а это очень хорошо для возраста моей матушки. Два полных года, знаете ли, Джейн у нас не была. Уж так мы ее заждались, говорю я миссис Коул, что теперь-то прямо не нарадуемся.

— Так вы вскорости ждете мисс Фэрфакс к себе?

— О да! На будущей неделе!

— Ах! Поистине прекрасное известие!

— Спасибо вам, вы очень добры. Да, уже на будущей неделе. Все удивляются этому, и все говорят нам приятные вещи. Джейн, конечно, рада будет повидать своих хайберийских друзей не меньше, чем они ее. Да, в пятницу или субботу она уж будет здесь — когда именно, покамест сказать не может. В один из этих дней полковнику Кэмпбеллу самому будет нужен экипаж. Как это чудесно, что ей дадут карету и довезут прямо до места! Впрочем, Кэмпбеллы всегда оказывают ей такую любезность. Стало быть, в пятницу или субботу. Так говорится в ее письме. Потому-то она и написала нам прежде условленного времени. Если б не особая оказия, мы бы не получили от нее весточки ранее вторника или среды.

— Вот и я так полагала: боялась, что сегодня едва ли услышу новости о мисс Фэрфакс.