Энские истории

— Ты уж постарайся, — Сокольский небрежно хлопнул ее по круглой попке, выпроваживая из комнаты. — Иди, иди, — и добавил про себя, — корова безмозглая!

* * *

Грязнов вошел в свой кабинет, запер дверь на ключ и, удобно расположившись в глубоком кресле перед письменным столом, подвинул к себе телефон.

— Але! Здравствуй, милая! Как дела? Умница! Люблю тебя, жду не дождусь, когда же мы снова увидимся. Да. Теперь уж скоро. Да. Я думаю, что сегодня вечером все решится. Я не могу больше ждать. Не могу и не хочу. Вот так. Выведу, кого следует, на чистую воду. И заживем мы с тобой. Что? Ну ладно, не буду раньше времени. Ты только не бойся, ничего не бойся. Ладно? Вот и молодец! Кстати, у меня сегодня будет интересный тип: местный сочинитель. Точно-точно! Он самый. Нет, книжка неплохая, я ее обязательно напечатаю, можешь не сомневаться. Но дело даже не в ней. Сегодня вечером мы с ним произведем фурор: я при всех подарю ему перстень — такой же, как у меня. Нет, ну что ты? Конечно, не совсем такой. Копию. Помнишь, я тебе рассказывал, как я купил свой перстень? Да, в Антверпене, в "столице бриллиантов". В Европе же не принято носить настоящие драгоценности; их обычно хранят в банковских сейфах, а носят копии. Да. Но они так искусно изготовлены, что от настоящих не отличишь! Копию делает тот же самый ювелир, причем только в одном экземпляре. Так что мне в нагрузку полагался второй такой же перстень: со стразом. Вот этот дубликат я ему и подарю. Что? Ну, конечно, нет! Я…

В этот момент в дверь кабинета постучали, и женский голос требовательно позвал:

— Саша!

Грязнов понизил голос и заторопился:

— Извини, не могу больше говорить: жена зовет. Нельзя, чтобы она узнала обо всем раньше времени. Ну, пока! Целую тебя! — он повесил трубку и пошел открывать.

* * *

В назначенный час Писатель с женой вышли из дому. Марина была чудо как хороша; вся в черном: обтягивающее вечернее платье с декольте; черные колготки, черные туфли; ажурные серебряные украшения — цепочка, серьги и брошь; минимум косметики, чистая свежая кожа. Марина немного нервничала. Она вытащила из сумочки зеркало, придирчиво себя оглядела.

— Я взяла с собой запасные колготки; а вдруг эти случайно порвутся? — встревоженно сообщила она.

— Хорошо! Ты ведь у меня предусмотрительная женщина, — похвалил Писатель.

Он тоже выглядел неплохо; хоть и не во фраке, но вполне достойно.

Супруги взяли такси; назвали адрес. Водитель покачал головой, но все же ехать за город не отказался.

Через полчаса они были на месте.

Загородный дом Грязнова, а точнее будет сказать — настоящий особняк (с поправкой на некоторую аляповатость архитектуры), стоял на высоком голом холме. Монументальное кирпичное строение окольцовывал такой же солидный забор с острыми пиками наверху. Периметр тщательно контролировался скрытыми камерами слежения. Территорию охраняли собаки; писать на воротах, что они — злые, было по меньшей мере нелепо, потому что собаки были необычайно злые и к тому же прекрасно дрессированные.

Писатель нажал на кнопку переговорного устройства.

— Кто? — раздался жизнерадостный голос Грязнова.

— Это… Это мы, Александр Владимирович, — наклонившись к самому микрофону, ответил Писатель. — Откройте, пожалуйста.

— А я вас вижу, — засмеялся Грязнов. — Улыбнитесь, вас снимают скрытой камерой. Подождите, сейчас я за вами приду, — добавил он уже серьезно, — а иначе — собаки разорвут.

— Да уж. Они у вас свирепые; особенно Голиаф, — усмехнулся Писатель.

Радушный хозяин провел своих гостей в дом. На асфальтированной площадке перед крыльцом стоял черный "Мерседес" Сокольского.

* * *

На первом этаже дома помещались три большие комнаты: гостиная, библиотека и домашний кабинет Грязнова. Они связывались между собой дверьми; кроме того, из каждой комнаты еще одна дверь вела в общий коридор. Коридор этот огибал по периметру весь первый этаж; две лестницы вели наверх, под ними размещались разнообразные подсобные помещения.

На втором этаже располагались четыре уютные спальни: по две в каждом крыле; между собой они не соединялись.

В гостиной уже был накрыт праздничный стол; Грязнов радостно потер руки, словно в предвкушении чего-то интересного, и пригласил всех рассаживаться.

На столе стояло шесть приборов; больше никого не ждали. Грязнов со своей женой Светланой, Сокольский с Людмилой и Писатель с Мариной — вот и все.

Мужчины сняли пиджаки и сидели в одних рубашках; несмотря на вечер, было довольно жарко.

На Светлане красовалось изумрудно-зеленое платье с большими золочеными пуговицами; на запястьях — массивные золотые браслеты; на пальцах — золотые кольца; туфли с яркой позолотой и кремовые чулки с блестящей золотой нитью; Людмила была одета в бледно-розовое платье с глубоким вырезом; в талии крепко перехвачено широким белым поясом; такие же белые туфельки; чулки телесного цвета; пышная высокая прическа; на стройной обнаженной шейке — тонкая золотая цепочка.

Первый тост провозгласил хозяин. Он встал и, подняв бокал шампанского, заявил: