Эон. Исследования о символике самости

²⁸¹ По этой причине древние часто сравнивали символ с водой, как, например, в случае дао, соединяющего в себе инь и ян. Дао – «дух долины», извилистое русло реки. Symbolum Церкви – aqua doctrinae, соответствующая чудодейственной «божественной» воде алхимии, чей двойственный аспект представлен Меркурием. Исцеляющие и обновляющие свойства этой символической воды – будь то дао, крестильная вода или же эликсир – указывают на терапевтический характер исходных мифологических предпосылок, из которых происходит данная идея. Врачи, разбиравшиеся в алхимии, давно обнаружили, что их arcanum исцеляет болезни не только тела, но и души. Аналогичным образом современная психотерапия знает, что, хотя есть много промежуточных решений, в основании всякого невроза лежит моральная проблема противоположностей, которая не может быть решена рационально; здесь требуется некое супраординатное третье, символ, выражающий обе стороны. Такова была «veritas» (Дорн) или «theoria» (Парацельс), к которым в прошлом стремились врачи и алхимики; при этом последнее было невозможно без интеграции христианского откровения в их мир идей. Они продолжали дело гностиков (большинство которых были не столько еретиками, сколько теологами) и Отцов Церкви в новую эпоху, инстинктивно понимая, что новое вино не следует разливать в старые мехи и что как змея периодически меняет кожу, так и старый миф с каждой новой эрой нуждается в новом облачении, дабы он не утратил своего терапевтического эффекта.

²⁸² Проблемы, которые ставит перед современными врачами и психологами интеграция бессознательного, разрешимы исключительно в направлениях, намеченных историей, при этом итогом будет новая ассимиляция традиционного мифа. Это, однако, предполагает непрерывность исторического развития. Естественно, текущая тенденция уничтожать всякую традицию или делать ее бессознательной способна прервать нормальный процесс развития на несколько столетий и заменить его периодом варварства. Там, где превалирует марксистская утопия, это уже произошло. Но и преимущественно научное и техническое образование, ставшее в наши дни нормой, тоже может вызывать духовную регрессию и заметное увеличение психической диссоциации. Одной гигиены и благосостояния недостаточно, чтобы человек оставался здоров, иначе самыми здоровыми были бы самые просвещенные и зажиточные. Впрочем, в отношении неврозов это не так, даже наоборот. Утрата корней и отсутствие традиций невротизируют массы и подготавливают их к коллективной истерии. Коллективная истерия требует коллективной терапии, состоящей в ограничении свободы и терроре. Там, где властвует рационалистический материализм, государства склонны превращаться не столько в тюрьмы, сколько в сумасшедшие дома.

* * *

²⁸³ Выше я попытался обрисовать тип психической матрицы, в которую ассимилировалась фигура Христа на протяжении столетий. Если бы между фигурой Спасителя и определенными содержаниями бессознательного не существовало некоего сродства – магнит! – человеческий разум никогда не смог бы воспринять свет, сияющий во Христе, и столь страстно за него держаться. Связующее звено здесь – архетип Богочеловека, который, с одной стороны, стал исторической реальностью в Христе, а с другой – присутствуя вечно, властвует над душой в форме супраординатной целокупности, самости. Богочеловек, подобно жрецу в видении Зосимы, есть , не только «Господь духов», но и «Господь над (злыми) духами», что является одним из существенных значений христианского Kyrios[516].

²⁸⁴ Неканонический символ рыбы ввел нас в эту психическую матрицу и, тем самым, в царство опыта, где непознаваемые архетипы становятся живыми, бесконечно меняя имена и обличия и раскрывая свое скрытое ядро посредством непрерывного движения вокруг него. Lapis, означающий Бога, ставшего человеком, или человека, ставшего Богом, «имеет тысячу имен». Это не Христос; Христом догма называет его параллель в царстве субъективности. Алхимия дает нам в lapis конкретное представление о том, что значит Христос в сфере субъективного опыта, в каких обманчивых или, напротив, поучительных обличиях может быть пережито его реальное присутствие в своей трансцендентной невыразимости. То же самое можно продемонстрировать и в психологии современного индивида, как я попытался сделать во второй части своей «Психологии и алхимии»[517]. Разве что это будет более сложная задача, которая потребует многочисленных подробностей и массы личных биографических данных, которыми можно заполнить тома. Подобное предприятие мне не по силам. Посему я вынужден удовольствоваться тем, что заложил некоторые исторические и концептуальные основы для такой работы в будущем.