Эпидемии и общество: от Черной смерти до новейших вирусов

В 2014–2016 гг. страх перед Эболой усиливало отсутствие каких бы то ни было эффективных мер профилактики или лечения. В хорошо оснащенных больницах стандартное лечение заключалось в так называемом расширенном комплексе реанимационных мероприятий: искусственная вентиляция легких, гемодиализ, внутривенная регидратация, а также медикаменты для остановки диареи и облегчения боли. В Западной Африке от отчаяния пытались применять экспериментальные методы лечения, но результаты были неутешительными. Пробовали использовать: 1) экспериментальный биологический противовирусный препарат и антиретровирусный ламивудин – была надежда, что они остановят репликацию вируса Эбола; 2) статины, поскольку предполагалось, что они успокоят иммунную систему после заражения; 3) противомалярийное средство – производное 4-аминохинолина, которое потенциально могло сработать за счет не вполне понятных механизмов; 4) переливание крови от выздоровевших пациентов – в надежде на то, что антитела доноров усилят иммунный ответ у реципиентов. К сожалению, эти стратегии не помогали спасти или продлить жизнь, да и в любом случае поставки лекарств и расходных материалов были слишком малы, чтобы обеспечить массовое лечение.

Переход к человеку

Сегодня известно, что лихорадка Эбола – зоонозное заболевание, а его природные переносчики – фруктоядные летучие мыши из семейства крылановых (Pteropodidae), в которых вирус легко размножается, не вызывая заболевания животного. Переход инфекций из природного резервуара (летучих мышей) к людям – явление редкое и зависит от того, как люди используют лес и взаимодействуют с природой. Теоретически это может произойти из-за употребления в пищу мяса диких животных, когда люди, живущие в лесах, охотятся, разделывают и едят летучих мышей или других зараженных животных. Задокументировано несколько случаев таких переходов. Однако в Западной Африке пресса муссировала басни в колониальном духе о странных обычаях африканских аборигенов, которые приносят с охоты в джунглях летучих мышей, чтобы лакомиться запеченными крылышками и мышиным рагу. Эту версию о причине эпидемии приняли всерьез даже министерства здравоохранения пострадавших стран. В первые месяцы они потратили массу сил и средств, чтобы убедить деревенских жителей пересмотреть традиции национальной кухни во имя общественного здоровья. На этом обстоятельстве заострил внимание антрополог и врач Пол Фармер, работавший в группе экстренного реагирования в разгар кризиса. Выступая в связи с чрезвычайной ситуацией перед Конгрессом США, он подчеркнул: «Давайте задекларируем, что стремительное распространение лихорадки Эбола вызвано не 15 000 эпизодов поедания дичи в порыве буйства»{276}.

На самом деле вспышка, жертвой которой стал Эмиль Уамуно, формировалась куда более сложным путем. Чтобы разобраться в этом, нужно развеять другую легенду, окутывающую события в Западной Африке. Описывая лесной регион, ставший эпицентром эпидемии, пресса чаще всего прибегала к определениям «отдаленный» и «труднодоступный». Подразумевалось, что эта область покрыта практически девственным лесом и отрезана от крупных городов и остального мира. Подобные формулировки возникали из-за того, что появления Эболы в столицах – в Конакри (Гвинея), во Фритауне (Сьерра-Леоне) и Монровии (Либерия) – объяснялось передвижениями народа кисси. Поскольку лесная родина кисси простирается по всем трем пострадавшим от болезни странам, появилась версия, что кисси Эболу и распространяли, когда наносили родственные визиты, или, проще говоря, навещали родню.

На самом же деле лесные массивы всех трех стран были отнюдь не «труднодоступны». Наоборот, начиная с последних десятилетий XX в. все три страны были прочно интегрированы в мировые рынки благодаря плотным и частично дублирующим друг друга сетям торговли, инвестиций, горной и лесодобывающей промышленности и сельского хозяйства. Не случайно во всех трех странах, пораженных лихорадкой Эбола, бешеными темпами шла вырубка лесов и расчистка земель, чтобы удовлетворять международный спрос на лесные ресурсы. Самый доходчивый и наглядный пример – изготовление пальмового масла, с 1990-х гг. ставшее наиболее динамичной отраслью мирового сельского хозяйства, когда объем продукции утроился, а территории лесов Западной и Центральной Африки оказались важными центрами производства. В одной из книг, опубликованных в 2016 г., этот подъем, наряду с ростом производства сои, был назван «новейшей сельскохозяйственной революцией»{277}.