Читаем Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках полностью

Есть соблазн связать реабилитацию замужества в Спасовых дворах с постигшей их демографической и (так как демографией объясняется почти все остальное) экономической катастрофой. Выдача дочерей замуж, что в ближайшем будущем могло только предотвратить дальнейшее накопление незамужних женщин, не положила конец кризису, но была, несомненно, прагматичным шагом. Однако то, как спасовки во всех трех удельных деревнях одновременно вернулись к замужеству, указывает на решение, принятое на уровне религиозной общины и, видимо, не только в приходе с. Купля. Это решение отменило установленный в свое время религиозный принцип, что женщины не должны вступать в брак. Как мы увидим в следующей главе, раскол, вспыхнувший в 1840-х гг., тлел, вероятно, уже в 1830-х. Брак был одним из многих положений доктрины, по которым мнения спасовцев разделились: отколовшиеся спасовцы считали, что брак — нечто очень хорошее, а не то, чего надо избегать или всего лишь терпеть. Это доктринальное новшество просматривается в демографических записях из прихода с. Купля при условии, что мы знаем, на что смотреть.

ЗА ПРЕДЕЛАМИ ПРИХОДА С. КУПЛЯ

Хотя я под микроскопом рассматривал демографию брака именно в приходе с. Купля, речь идет о гораздо более масштабном явлении, чем местная история, затронувшая всего несколько деревень. Спасовки и поморки сопротивлялись замужеству до такой степени, что некоторое время были близки к поголовному отказу от брака, но и многие другие крестьянки Гороховецкого уезда также избегали замужества. В конце XVIII в. в других дворцовых деревнях женщин, сопротивлявшихся замужеству, было примерно столько же, сколько в Алёшково. Масштабы отказа от брака могли бы показаться неслыханными, если бы не примеры Случково и Алёшково. В других дворцовых деревнях наблюдалось лишь минимальное сопротивление замужеству. В 1795 г. в выборке из семи дворцовых деревень в радиусе 10 километров от прихода с. Купля 16,7 % взрослых женщин остались старыми девами, что предполагает, что около четверти всех женщин, родившихся в этих деревнях, никогда не были замужем (см. таблицу 4.5). В «экономических» деревнях уровень женского неприятия брака достигал среднего уровня дворцовых деревень, а в некоторых помещичьих деревнях 20 % женщин (или, возможно, 30 % родившихся в этих деревнях) никогда не были замужем.

Если демографические данные XVIII в. создают впечатление, что дворцовые деревни за пределами с. Купля следовали за Случково и Алёшково, то в XIX в. их пути расходятся. К 1850 г. женщины в переименованных в удельные деревнях прихода с. Купля начали опять выходить замуж, но в других удельных деревнях в округе, как свидетельствует таблица 4.5, такого не происходило. Хотя я беру для сравнения тот же круг деревень, что и в главе 3 (таблица 3.6), две из них — Купреяново, где в 1850 г. было всего 12 женщин 25 лет и старше, и Ветельницы, где все население в 1850 г. состояло из трех пожилых никогда не бывших замужем женщин, — пришли в запустение. Состав пяти других деревень, однако, вполне сравним с их составом в 1795 г., и их общее население в 1850 г. было весьма значительным.


Таблица 4.5. Неприятие брака среди женщин удельных деревень, 1795 и 1850 (в процентах)

Источник: ГАВО. Ф. 301. Оп. 5. Д. 602. Л. 48 об. — 51, 73 об. — 82, 100 об. — 113, 159 об. — 162, 168 об. — 174, 258 об. — 259, 261 об. — 276.


Примечательно, что неприятие брака резко подскочило в деревнях Арефино, Княжичи и Лучинское, которые в 1795 г. находились внизу спектра отказа от замужества, и что, за исключением Ветельниц и Купреяново, остальные деревни были близки к среднему по группе 26,1 %. Более того, это среднее не является запаздывающим индикатором, повышенным за счет большого количества незамужних женщин из старших когорт, как в случае деревень прихода с. Купля в 1850 г.: в младших когортах (женщины 25–34 лет, которые достигли брачного возраста в 1840-х) из 97 женщин 24, то есть 24,7 %, были не замужем. Они избегали замужества в том же процентном соотношении, что и их предшественницы. Более того, судя по статистическим показателям оставшихся в живых из старших когорт, этот процент приблизительно соответствует проценту женщин 25 лет и старше из этих деревень, отказывавшихся выходить замуж по меньшей мере со второй декады XIX в.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма
Евреи, конфуцианцы и протестанты. Культурный капитал и конец мультикультурализма

В книге исследуется влияние культуры на экономическое развитие. Изложение строится на основе введенного автором понятия «культурного капитала» и предложенной им и его коллегами типологии культур, позволяющей на основе 25 факторов определить, насколько высок уровень культурного капитала в той или иной культуре. Наличие или отсутствие культурного капитала определяет, создает та или иная культура благоприятные условия для экономического развития и социального прогресса или, наоборот, препятствует им.Автор подробно анализирует три крупные культуры с наибольшим уровнем культурного капитала — еврейскую, конфуцианскую и протестантскую, а также ряд сравнительно менее крупных и влиятельных этнорелигиозных групп, которые тем не менее вносят существенный вклад в человеческий прогресс. В то же время значительное внимание в книге уделяется анализу социальных и экономических проблем стран, принадлежащих другим культурным ареалам, таким как католические страны (особенно Латинская Америка) и исламский мир. Автор показывает, что и успех, и неудачи разных стран во многом определяются ценностями, верованиями и установками, обусловленными особенностями культуры страны и религии, исторически определившей фундамент этой культуры.На основе проведенного анализа автор формулирует ряд предложений, адресованных правительствам развитых и развивающихся стран, международным организациям, неправительственным организациям, общественным и религиозным объединениям, средствам массовой информации и бизнесу. Реализация этих предложений позволила бы начать в развивающихся странах процесс культурной трансформации, конечным итогом которого стало бы более быстрое движение этих стран к экономическому процветанию, демократии и социальному равенству.

Лоуренс Харрисон

Обществознание, социология / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука