Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках

Летопись была побочным продуктом раскола среди спасовцев в 1840-х гг.: его сочинила отколовшаяся группа, включавшая Аввакума Онисимова (Комиссарова), чтобы создать себе родословную и показать, что у спасовцев поддерживалась непрерывная традиция монашества, восходившая к дониконианской православной церкви. Их стали называть спасовцами большого начала, и я вернусь к ним позже. Дело в том, что монашество было как раз одним из новшеств, которые хотели ввести спасовцы большого начала, и они не могли этого сделать, не обосновав такое нововведение наличием у спасовцев монашеской родословной, не прерывавшейся с древних времен[364]. К началу ХХ в. среди руководителей большого начала были, вероятно, те, кто считал, что верования их согласия такие же, как у изначальных спасовцев, но иногда, под давлением все-таки признавал, что в анналах истории не существовало более ранних источников по спасовскому монашеству, чем Родословие, и что оно основано на устной традиции. Другие руководители большого начала настаивали на подлинности и достоверности Родословия[365]. Конечно, данному документу присуща своего рода подлинность: в нем ничего не говорится о ранней истории спасовцев, но зато проливается свет на истоки согласия большого начала.

Спасовские источники, из которых можно восстановить историю согласия XVIII и XIX вв., можно легко пересчитать по пальцам. Другие источники дают весьма скудную информацию; в основном они просто повторяют то, что уже было написано ранее[366]. До обнаружения в ХХI в. вымышленных описаний ранней Спасовой истории, среди горстки историков старообрядчества, обративших серьезное внимание на спасовцев, существовало единогласное мнение, что основателем согласия был крестьянин Козма, который «едва азбуку совершенно знал», появившийся в керженских лесах Нижегородской губернии в конце XVII в. и к началу XVIII ставший достаточно значительной фигурой, чтобы возглавить согласие, носившее его имя — козминщина. Историки обоснованно определили Козму как Козму Андреева, у которого, по свидетельству Григория Левшутина, было в лесу 2 тысячи последователей и два скита под его началом — один для мужчин, другой для женщин. Левшутин — беглый казак, подавший в 1714 г. донос на Козму нижегородскому губернатору, обвиняя его в lèse-majesté (Козма бранил царя Петра антихристом). Козму с несколькими его соратниками арестовали, и он умер в 1716 г. после пыток. Согласно информации, собранной Левшутиным у последователей Козмы Андреева, и собственным показаниям Козмы во время допроса, он родился крестьянином, но отроком пришел в Москву, где был мелким торговцем и занимался ремеслом. Он держался старой веры еще до того, как бежал в леса в 1680-х гг. Был он грамотным и, вероятно, начитанным в духовной литературе, которая распространялась среди старообрядцев: когда его схватили, в избе нашли восемь печатных и девять рукописных книг, а также буквари печатные. Он не только читал, он и других учил читать. У его последователей, арестованных по этому же делу, также было большое количество книг и рукописей[367].

Источники совершенно независимо друг от друга сообщают, что к началу XVIII в., до того как казак Левшутин познакомился с Андреевым и донес на него, Козма был известен за пределами керженских лесов. Митрополиту Дмитрию Ростовскому доложили о наличии козминщины в районе Керженска в 1708 г.[368] По сведениям святителя Дмитрия, старообрядцы проповедовали, что брак — это блуд (как оно и было в представлении беспоповцев, потому что не было настоящих священников для совершения таинства), нигде на земле нет ни церкви святой, ни священников, ни священных таинств и не молились за царя[369]. Иван Посошков также упоминает согласие Козмы, которое он называет козьмовщиной в своем противостарообрядческом сочинении «Зеркало очевидное», завершенном к 1708 г. (но впервые опубликованном в XIX в.). К этому моменту своей жизни Посошков жил только в Москве и ее окрестностях — там, где сейчас находится Тульская область, — в любом случае, далеко от тех мест, где проповедовал Козма. Сам он вырос в православной вере, а сестра его большую часть своей жизни принадлежала к староверческому беспоповскому согласию. Посошков мог узнать о Козме от нее, но более вероятно, что от старообрядцев, которых он расспрашивал и с которыми спорил (многие упоминаются в «Зеркале очевидном» по именам, но без обозначения их согласий)[370]. Посошков ничего не говорит об учении Козмы, но, как и митрополит Дмитрий, сообщает нам, что к 1708 г. Козма и его согласие были уже известны в историческом центре России.