Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках

Обращение к православным священникам для совершения таинств, которых спасовцы на самом деле не признавали таковыми, было весьма прагматичным — это не только давало возможность жить супружеской жизнью, но и позволяло членам согласия прилюдно якобы признавать авторитет официального православия — но, как отмечали приверженцы конкурирующих согласий, вызывало недоумение с теологической точки зрения. Между тем, сколь бы ни были прагматичны или притворны венчание и крещение в православной церкви, у них имелось теологическое обоснование. Хотя это не изложено ни в одном известном нам источнике, обоснование напрямую вытекает из аксиом спасовской мировоззренческой системы. Другие беспоповские согласия исходили из того, что любой контакт с официальной церковью, которая была в лучшем случае еретической, а в худшем — царством антихриста, губителен для их бессмертных душ. Но они считали, что по вынужденности, например в отсутствие священников, крещение и покаяние может совершаться мирянами. Спасовцы же, утверждавшие, что благодать Божия и все таинства прекратились, не могли воспользоваться этой обрядовой лазейкой. С другой стороны, поскольку они абсолютно ничего не могли сделать, чтобы спасти себя от вечных мук, прибегание для удобства к услугам православного священника из официальной церкви никак не усугубляло опасность и так уже грозящей им вечной погибели. От руководителя федосеевцев Феодосия Васильева мы знаем, что так рассуждали другие старообрядцы-беспоповцы: в 1701 г. он написал письмо, в котором порицал федосеевцев, оправдывавших причащение наравне с формально православными тем, что «в нынешнем причастии нет ни святости, ни осквернения»[386]. Спасовы старцы, вероятно, вывели для себя аналогичный силлогизм относительно венчания и крещения у православных священников. Ход мыслей крестьян-спасовцев, скорее всего, соответствовал смыслу спасовских поговорок на предмет крещения попом-еретиком: «хоть еретик, да поп»; «хоть и сатана, да в ризах и не простой мужик крестит»[387]. То же самое они могли сказать про венчавшего их православного священника: поп придавал событию достоинства и торжественности.

Два других свидетеля, пожившие со старообрядцами в нижегородских лесах во второй половине XVIII в., сообщают нам кое-что о спасовцах после начальной стадии существования согласия. Гавриил Андреев — ученик, сбежавший из славяно-латинской школы Нижнего Новгорода, — провел большую часть 1760 г., слушая в этих лесах беседы старообрядцев самого разного толка. На допросе в епархиальной консистории в декабре 1760 г. Гавриил, 21 года от роду, показал, что старообрядческие старцы часто собирались на диспуты, во время которых «между собой бранились, и драки чинили». По его словам, ему трудно было следить за ходом их рассуждений, но он понял разницу между нетовцами и теми, кого он называл «перекрещеванцами», под кем в данном контексте, скорее всего, имеется в виду поморское согласие: в отличие от других беспоповцев, говорил Гавриил, нетовцы не перекрещивали новообращенных, потому что, по их мнению, «на земле святых тайн нет, а взяты на небо»[388]. Более интересно его описание взаимоотношений между Спасовыми (и другими) старцами и их последователями в миру. Группы последователей приходили за наставлением в вере в лес на несколько недель, и иногда мужья и жены чередовались: когда мужья возвращались домой, в лес отправлялись жены и дети[389]. К 1760-м гг. у спасовцев, как и у других староверческих согласий, образовались крепкие структуры, связывавшие их религиозные центры с мирским населением.