Эпидемия безбрачия среди русских крестьянок. Спасовки в XVIII–XIX веках

Спасовцы большого начала внесли также много других изменений в издавна установившиеся догматы и порядки, включая введение у себя монашества. Эти изменения касались чина обращения, который выступал предметом спора между мало- и большеначальниками. Появились старцы, которые практически выполняли функции попов и зачастую именовались попами — то есть возникло некоторое подобие иерархии; часовни и совместное богослужение; исповедь у старцев вместо исповеди в одиночку[399]; крещение младенцев старцами, а не православными священниками или повитухами; беспоповская брачная церемония по родительскому благословению — вместо венчания у православного попа. Спасовцы большого начала вообще наложили запрет на какое-либо общение с православными священниками. При этом спасовцы начиная с какого-то периода XVIII в. терпимо относились к браку, а наставления Аввакума Онисимова гласят, что брак положительно необходим[400].

Длинная рукопись большеначальников 1874 г. «Книга нарицаемая правила» излагает теологические обоснования большинства из этих нововведений, более того, в ней говорится о духовном причастии (в отличие от физической евхаристии) и миропомазании, а также о крещении, венчании и исповеди как о настоящих таинствах[401]. Спасовцы большого начала создали целое новое согласие, ни в чем не похожее на оригинал. Они держались за название в качестве гарантии своей исторической легитимности. Поддержать эти притязания они могли лишь с помощью своего поддельного Родословия монахов, ведущих свой род от основателей согласия, которое стояло у самых истоков раскола в русской церкви, и само это Родословие было завершающей компонентой рукописи «Книга нарицаемая правила».

Споры между спасовцами большого начала и малого начала, во всяком случае, как они сохранились в текстах начала ХХ в., сосредотачивались вокруг обряда принятия новообращенных и иночества[402]. В этих текстах брак обходится полным молчанием. Единственный намек на то, что брак был спорным вопросом, попадается нам в рассказе стороннего наблюдателя, якобы крестьянина-старовера, который долго беседовал с представителями обоих начал, но в конечном счете умом своим дошел (по его утверждению) до признания законности канонической православной церкви. Он цитирует Комиссарова, говорившего (в осуждение федосеевцев и филипповцев, официально отвергавших брак), что «покуда у нас существует смерть, брак необходим; с прекращением его, прекратился бы и род человеческий в одно столетие. Вопреки Божией заповеди: „раститеся и множитеся, и наполните землю, и обладайте ею“ (Быт. 1: 28), они являются истребителями рода человеческого»[403]. Критика Комиссарова не была тут направлена против спасовцев малого начала, поскольку они как раз признавали брак, но его позиция никоим образом не предполагала поддержку широкого распространения воздержания от брака среди женщин его согласия. Передавая эту и другие беседы со Спасовыми руководителями, этот якобы крестьянин, конечно же, выдумал диалоги, но многое из того, что он говорит, включая имена руководителей обоих начал, подтверждается другими источниками.

То малое, что мы знаем об истоках раскола Спасова согласия, показывает, что расколу предшествовали годы дебатов на сходках в приволжских городах. Вполне вероятно, что собор в Гороховце, систематизировавший верования согласия большого начала, создал новую веру не на пустом месте, а посредством объединения нетрадиционных подходов (нетрадиционных для спасовцев), которые уже были приняты той или иной группой спасовцев. Человек, которому приписывается внедрение обряда проклятия ереси, Александр Светов из средневолжского города Симбирска, познакомился с этим ритуалом, пока гостил у брата, имевшего свое дело в Оттоманской империи. Там же Светов постригся в монахи. Затем он написал двум своим единомышленникам в Горбатов, настоятельно советуя им перенять этот обряд отречения, и они пригласили его приехать к ним, так как ничего об этом не знали[404].

Горбатов, стоящий на р. Оки у границы между Владимирской и Нижегородской губерниями, находится всего в 24 километрах по прямой на восток от Гороховца (но больше 70 километров по воде — на юг по р. Клязьме, на север по р. Оке). Горбатов не только граничил с Гороховецким уездом, но и был местом проживания влиятельных, по всей видимости, спасовцев, которых Светов счел восприимчивыми к его планам перемен в их согласии. Другие наставники спасовцев большого начала находились в Коврове, примерно в 100 километрах на запад от Гороховца по р. Клязьме. Аввакум Комиссаров несколькими годами позже регулярно проводил время в скиту близ Коврова[405]. Хотя мы почти ничего не знаем о спасовцах в Гороховце — разве только фамилию наставника, Буров, — видимо, они считались достойными быть принимающей стороной собора, который официально утвердил чин отрицания для обращающихся, то есть основание согласия спасовцев большого начала.