Наибольшее значение имел самый представительный из проектов — «проект 364-х». Первый его экземпляр (известный в литературе как «проект 361»), был подан в совет 5 февраля 1730 г. за подписями 28 персон генеральского ранга; два других идентичных по содержанию экземпляра были подписаны остальными участниками, которых на самом деле было не 333, а 336.[825]
«Проект пятнадцати» был составлен по предложению самого Верховного тайного совета группой высших чинов, несогласных с первым проектом, и также официально принят 7 февраля. Прочие («проект тринадцати», «проект двадцати пяти», «мнение И. А. Мусина-Пушкина» и «проект пяти») либо не принимались Верховным тайным советом, либо не содержали ничего принципиально нового по сравнению с двумя первыми.Наиболее представительный «проект 364-х», как и остальные, отражал чаяния пережившего годы войн и реформ служилого сословия: отмены закона о единонаследии 1714 г., определения сроков дворянской службы и неназначения дворян рядовыми солдатами и матросами, «порядочного произвождения» по службе. Но главным был вопрос о власти. Авторы всех поданных «мнений» указывали на целесообразность увеличения численного состава Верховного тайного совета. «Проект тринадцати» предполагал увеличить его до 15 человек и образовать дворянское собрание из 80 человек, призванное избирать кандидатов на высшие должности; «проект двадцати пяти» — соответственно до 16 и 100 вместе с расширением Сената до 21 члена. В «проекте пяти», поданном статским советником С. А. Колычевым, речь шла только об увеличении количества министров до 15. Новым предложением в «проекте тринадцати» было «сделать различие между старым и новым шляхетством»; И. А. Мусин-Пушкин в своём «мнении» просил выбирать в высший орган государственной власти только «ис фамильных и генералитета и из знатного шляхетства».[826]
Однако «проект 364-х» предлагал создать «Вышнее правительство» из 21 «персоны». Это правительство, а также Сенат, губернаторов и президентов коллегий предлагалось «выбирать и балатировать генералитету и шляхетству… а при балатировании быть не меньше ста персон». Таким образом, проект предусматривал упразднение Верховного тайного совета в прежнем качестве и, что не менее важно, устранение его членов от процедуры пополнения его рядов. Кроме того, как и в проектах «пятнадцати», «тринадцати» и «двадцати пяти», предлагалось распространить принцип выборности не только на «верховников», но также на сенаторов, президентов коллегий и губернаторов. Запрещалось наличие в «Вышнем правительстве» и Сенате «более двух персон из одной фамилии» — правда, с оговоркой: «кроме обретающихся ныне»; но и при таком раскладе кому-то из троих Долгоруковых пришлось бы «Вышнее правительство» покинуть.
Принять такое устройство «верховники» едва ли могли — это означало бы отстранение их от власти. «Проект пятнадцати» предполагал сохранение Совета при увеличении его состава до 12–15 человек и проведение выборов в его состав особым собранием в «70 персон», но при этом утверждение одного из трёх кандидатов передавалось самому Совету. В вопросе о пополнении Сената и назначении губернаторов и президентов авторы проекта явно колебались — выбирать или опять-таки передать это дело Верховному тайному совету — и допускали оба варианта: «Выбор в Сенат и в президенты коллежские и в губернаторы передаетца в волю и расмотрение Верховного тайного совета или обществом выбрав балантировать». Этот проект представлял собой компромисс с существовавшим порядком и оставлял за «верховниками» контроль за назначениями на важнейшие посты, включая формирование самого Совета. Но его авторы представляли явное меньшинство.
«Верховники» искали пути для компромисса и утверждения новой «формы правления». Поиск шёл трудно — они так и не рискнули изменить титул «самодержицы» и опубликовать «кондиции» вместе с манифестом о вступлении на престол императрицы. Изданный в тот же день манифест сообщал о воцарении не слишком вразумительной формулой: «Общим желанием и согласием всего российского народа на российской императорской престол изобрана по крове царского колена тётка его императорского величества (Петра II. —
7 февраля при рассмотрении уже отпечатанных экземпляров манифеста В. В. и А. Г. Долгоруковы предложили во избежание нежелательных толкований внести «кондиции» в манифест. Однако большинство — Г. И. Головкин, М. М. и Д. М. Голицыны и А. И. Остерман (письменно) — высказались против, поскольку считали, что следует «о тех кондициях объявление тогда учинить, когда её императорское величество прибудет, от ея лица».