Из этого можно понять, что, во-первых, оппозиция организовала агитационную кампанию (возможно, с рукописными «листовками»); верховники же своих планов не обнародовали — и тем самым проиграли в информационном плане, давая пищу слухам и подозрениям. Во-вторых, не привыкшие к спорам служилые едва ли могли возразить что-либо против величия личности и дел Петра. Многим из них петровские реформы дали возможность получать чины, ордена, имения, как ставшему из рядовых генералом А. И. Ушакову или подписавшему «проект 364-х» Кириллу Ивашкину, взятому в службу в 1700 г. из дворовых людей князя Я. Н. Одоевского и дослужившемуся за 19 лет до капитана, но не имевшему ни вотчин, ни крестьян.[901]
Даже такой идейный «прожектёр», как Татищев, в «Истории Российской» характеризовал петровскую эпоху через своё мироощущение «состоявшегося» человека: «Всё, что имею, — чины, честь, имение и, главное над всем, разум — единственно всё по милости его величества имею, ибо если бы он меня в чужие края не посылал, к делам знатным не употреблял, и милостию не ободрял, то бы я не мог ничего того получить».[902]
Татищев одобрял и внешнюю политику, и государственный контроль над экономикой, и подчинение государству Церкви с её доходами. В качестве недостатков им отмечались только излишний «демократизм» «Табели о рангах» и чрезмерная опека над дворянством со стороны местных властей.[903] По всей вероятности, Татищев искренне видел в появлении Верховного тайного совета «по замыслу неких властолюбивых вельмож» отклонение от петровских реформ. Позднее в «Лексиконе Российском» он отрицательно отозвался об этом органе, который «многие неполезные государству учреждения и предприятия учинил».[904]Что же говорить про других, менее образованных и хуже разбиравшихся в политике капитанов и майоров? Для них служение монарху-самодержцу ещё долго оставалось «ведущей компонентой исторически сложившегося русского общественного сознания», как и поощрение в виде чинов и пожалований, которые не только давали дворянину престиж и богатство, но и порождали «высокую самооценку, горделивое чувство причастности к власти».[905]
С учётом этих реальных условий трудно обвинять «шляхетские» проекты в непродуманности, как делал это в 1730 г. Рондо, а через 200 лет — Г. В. Плеханов, упрекавший русских дворян за «неспособность к европейскому образу мышления».[906]
Эти документы уже явились важным шагом вперёд по сравнению с «бедностью и бессилием мысли» прожектёров петровской эпохи с их наивной верой во всемогущество царской воли в сфере установления валютного курса, требованиями соблюдения «древних» указов и «приневольного» внедрения образования».[907] Другое дело, что неорганизованность и отсутствие опыта совместных политических акций в сочетании с разницей в уровне осмысления политической ситуации у «генералитета» и прочего «шляхетства» препятствовали выработке совместной платформы касательно отношения к приглашённой на престол монархине. Показательно, что среди присутствовавших в Москве в январе-феврале 1730 г. были и те, кто никаких проектов и прошений не подписал. По нашим подсчётам, таких оказалось довольно много: 236 человек — 31.5 % от общего количества (748) известных нам подписантов или половина из поставивших подписи 5–8 февраля в Кремле.Выделить уклонившихся по каким-либо признакам трудно. В массе своей они представляют тот же социальный слой, что и подписавшие «проект 364-х»; среди них — отставные генерал-майоры И. В. Солнцев-Засекин и И. Колтовский, генерал-придворный А. Б. Бутурлин, находившиеся «не у дел» П. П. Шафиров, бригадиры И. Кокошкин, П. И. Лачинов, П. С. Глебовский, Л. Г. Исупов, капитан А. Березников; старый окольничий М. Г. Собакин, отставники полковник И. Спешнев и капитан-поручик гвардии Ф. Б. Глебов, майоры Т. Грибоедов, Я. И. Дашков, И. Колычев, В. Макулов, Н. Полтев. Рядом с ними — находящиеся на службе военные и моряки: капитан-командор И. Ф. Козлов, капитаны флота И. С. Львов, В. И. Лодыженский, И. Нарышкин, артиллерист В. Арсеньев, командиры Вятского и Выборгского драгунского полков Ю. Н. Репнин и А. Г. Кропотов, И. И. Бахметев; подполковники В. Измайлов (Брянский полк ландмилиции), П. Хилков (московский гарнизон), И. Чириков (Московский полк), А. Еропкин, Г. Собакин, Г. Шатилов (московская полиция), А. П. Шереметев (Астраханский полк), И. Вадковский (Адмиралтейство), Е. Л. Милюков; капитан П. Калачов, капитан-поручик А. Ф. Головин. В их числе находились генерал-адъютанты обоих фельдмаршалов-«верховников» А. Р. Брюс и П. М. Шипов и флигель-адъютанты В. В. Долгорукова подполковник Н. Чемодуров и капитан А. Щербинин.