Среди «статских» устранились от дискуссий главный московский начальник — губернатор А. Л. Плещеев; сенатские служащие (обер-секретарь И. К. Кирилов и секретари М. Владимиров и Д. Невежин), а также подчинённые А. И. Остермана — члены Коллегии иностранных дел: советник П. В. Курбатов, асессоры М. Р. Родионов и С. И. Иванов и обер-секретарь И. Юрьев. Их примеру последовали начальник Печатной конторы А. Ф. Докудовский, член Коллегии экономии И. П. Топильский, асессор Коммерц-коллегии О. Соловьёв, член Сибирского приказа И. Д. Давыдов, статские советники А. Т. Савёлов (из Раскольничьей конторы) и С. А. Колычев (из дворцовой счётной комиссии). Не стали подписывать никаких документов архитектор П. М. Еропкин и придворные — камергер П. Б. Шереметев, егермейстер М. Селиванов, камерцальмейстер А. Кайсаров, камер-юнкер И. Одоевский.
Определить сейчас, из каких побуждений одни считали нужным подписывать те или иные документы, а другие воздерживались от участия в политических акциях, едва ли возможно. Можно только указать, что «раскол» по этому вопросу происходил и среди родственников, и среди сослуживцев. Так, президент Вотчинной коллегии и два её члена подписали «проект 364-х», а вице-президент Ф. С. Мануков и советник И. Сибилев никаких документов не подписывали. Три советника Юстиц-коллегии (П. В. Квашнин-Самарин, А. Т. Ржевский и Е. И. Мусин-Пушкин) также поддержали «проект 364-х»; после чего два последних подписали 25 февраля второе прошение (а Ржевский, кроме того, ещё и первое прошение), а их начальник, вице-президент Г. Т. Ергольский не участвовал ни в чём.
Впрочем, разделить родственников могла и не только политика. Весной того же 1730 г. статский советник А. Т. Ржевский (подписавший и «проект 364-х», и оба прошения к Анне Иоанновне) с братом, преображенским поручиком Никитой, подал императрице челобитную на двоюродного брата полковника Василия Ивановича Ржевского, никаких документов не подписывавшего. Братья известили императрицу, что В. И. Ржевский «пьёт безобразно» и по распоряжению С. А. Салтыкова был взят «в содержание» под караул, и просили не винить их, если непутёвым родственником с пьянства будет что «учинено», и запретить полковнику распоряжаться имением.[908]
Иные представители дворянских фамилий (Барятинских, Баскаковых, Воейковых, Волконских, Глебовых, Еропкиных, Кропотовых, Левшиных, Лопухиных, Нарышкиных, Несвицких, Одоевских, Плещеевых, Протасовых, Путятиных, Римских-Корсаковых, Хованских, Хрущовых, Шепелевых, Шереметевых) порой подписывали несколько документов, другие же не считали нужным этого делать — возможно, физически не могли, поскольку прибывали и отбывали из Москвы, или не видели в этом для себя необходимости. Ничего не стали подписывать князья Пётр и Александр Никитичи Прозоровские, Алексей и Иван Боборыкины, Иван и Фёдор Вадковские, князья Давыдовы; два Степана, Василий и Григорий Кафтыревы; Лев и Сергей Милославские; Андрей, Михаил и Максим Пущины; Николай Иванович и Александр Борисович Бутурлины. Четверо Ходыревых подписали только «проект 364-х», как и четверо князей Мещерских, но все они больше ничего не подписывали, и второе прошение подавал пятый из Мещерских — князь Фёдор Васильевич.
Обнаруженные нами на полях печатного «Календаря» на 1730 г. (из отдела редкой книги Государственной публичной исторической библиотеки[909]
) дневниковые записи свидетельствуют, что их анонимный автор политикой не интересовался. Под 19 января он отметил смерть Петра II «от воспы». А 16 февраля, в самый разгар интересующих нас событий, автор выехал из Москвы сначала в Болхов, а потом в своё имение Баимово и даже не был у присяги. Вернулся он в столицу только 11 марта и указал, что 15-го числа «присягал в саборе в Успенском», после чего 17 марта опять отбыл в деревню, где и жил до июня. И впоследствии никаких событий, кроме кратковременных приездов в столицу и визитов в гости к тестю, автор не отмечал — разве что состоявшееся 4 июля «затмение солночное».