Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

В «статской» службе соотношение было ещё более впечатляющим. Составленный в 1740 г. «Список о судьях и членах и прокурорах в колегиях, канцеляриях, конторах и протчих местах» свидетельствует: на закате «бироновщины» среди 215 ответственных чиновников центрального государственного аппарата «немцев» было всего 28 (по сравнению с 30 в 1722 г.). Если же брать на основании этого «Списка» сопоставимое соотношение по чинам I–IV классов, то на 39 русских приходилось всего шесть иностранцев, то есть чуть больше 15 % — намного меньше, чем в армии.[1152]

Для достижения поставленной Петром Великим цели — создания «регулярного» государства — понадобилась целая эпоха; в рассматриваемый период удалось продвинуть лишь те новации, для осуществления которых «созрели» условия. Так, можно отметить передачу в 1738 г. Коллегии экономии из Синода в Сенат, что означало ещё один шаг в наступлении на самостоятельность Церкви, и назначение прокуроров в коллегии и губернии.

В 1733 г. в 23 российских городах появились полицейские команды, подчинённые Главной полицеймейстерской канцелярии во главе с генерал-лейтенантом В. Ф. Салтыковым. Мы пока не можем ответить на вопрос, насколько петровские реформы с их «ревизией», налогами и солдатчиной ухудшили криминогенную обстановку в стране — это тоже своеобразная цена форсированной модернизации.[1153] Охранять порядок и «благочиние» действительно было необходимо — особенно в крупных городах с наплывом нищих, подёнщиков, «дворовых», слуг и обитателей городского дна. Но и здесь возникали трудности. В 1736 г. Кабинет обратил внимание, что в полицию приходится зачислять строевых солдат и офицеров, тем самым в условиях начавшейся войны увеличивая «некомплект» в полках. Поэтому на практике горожане сами по разнарядке выходили «на дежурство» по охране порядка от воров и грабителей.

Не показывает ли провал финансовой «реформы» нового правительства, что «пересадка» на русскую почву (даже с учётом всех корректив) шведской модели управления при Петре несколько опередила время; что форсированная попытка централизации наткнулась на «недозрелость» государственных и общественных структур? Попытка преодоления этой неготовности «строгостью» была способна только дестабилизировать и без того далеко не эффективную систему управления и контроля, о чём и докладывал губернатор Бутурлин.

Итоги правления Анны

Экстенсивное освоение природных ресурсов восточных регионов дало толчок развитию российской промышленности. За время аннинского царствования в стране появилось 22 новых металлургических завода. Россия увеличила производство меди до 30 тысяч пудов (по сравнению с 5 500 в 1725 г.) и заняла прочные позиции на мировом рынке торговли железом, вывоз которого из России за десять лет увеличился в 4,5 раза При этом казённый бизнес не всегда был эффективным, а производство поташа увеличивалось в период падения цен на него. Вместе с продукцией новых отраслей промышленности рос экспорт пеньки (в среднем — по миллиону пудов в год) и льняной пряжи, что стимулировало посевы технических культур, но в то же время ориентировало помещичье хозяйство на барщину и вывоз сельскохозяйственного сырья за границу.[1154]

Вырос и импорт — с 1 429 200 до 1 928 800 рублей стоимости товаров, доставленных в страну через Петербург и Архангельск. Иностранные купцы везли в Россию сукно и шёлковые ткани, красители, олово, свинец, колониальные товары (сахар, пряности, кофе, табак), европейские вина, хрусталь, чулки и другую бакалею, гастрономию и галантерею для европеизированного российского потребителя.[1155] Активный торговый баланс и сбор пошлин обеспечивал золотом и серебром российскую денежную систему. При Анне Иоанновне было отчеканено золотых монет на 176 651 рубль 80 копеек и серебряных монет на 20 032 254 рубля.[1156] Россия медленно, но верно становилась частью европейского рынка.

Как и при Петре, министры Анны стремились развивать собственное сукноделие — в её царствование появились четыре из пяти возникших в 1726–1745 гг. суконных мануфактур. Однако в 1730 г. российские «фабриканы» готовы были поставить только 124 тысячи аршин сукна, тогда как Военной коллегии требовалось почти 400 тысяч. Военные отметили, что английское сукно более качественное, чем прусское, но сенаторы «для нынешней нужды» решили закупить и прусскую продукцию, тем более что товар «королевской прусской компании» Пелотье и Круземарка стоил на две копейки дешевле.[1157]