Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Операция прошла успешно, хотя и с определённым риском — в стиле Миниха, который, по словам хорошо его знавшего Манштейна, любил, «чтобы все его предприятия совершались с некоторым блеском». Полки столичного гарнизона не вмешивались в происходившие вокруг дворца события и вообще были малобоеспособны: их офицеры и солдаты ежедневно командировались шить мундиры и сапоги, «бить сваи» на строительстве, исполнять различные поручения в «главной артиллерии», на пороховых заводах, в провиантской и фортификационной канцеляриях, вплоть до уборки петербургских улиц.[1295] Армейцы узнали о перевороте только после того, как Миних вечером 9 ноября велел объявить о произошедших событиях на следующее утро собравшимся «при своих квартирах» полкам.[1296]

Но лёгкость, с которой был совершён переворот, имела и оборотную сторону. Измена только что принесённой присяге доставила нарушителям славу, материальные выгоды и чувство хозяев положения, перед которыми заискивал фельдмаршал: «Кого хотите государем, тот и быть может».[1297] Миниху и тем, кто за ним стоял, нужны были умение и авторитет, чтобы сохранить контроль над силой, приведшей их на самую вершину власти.

Судьба «великого визиря»

К утру 9 ноября 1740 г. столица империи была извещена об очередном дворцовом перевороте, который некоторые авторы называют первым «военным переворотом» в истории России. Однако «силовой» антураж события всё же не даёт оснований для такой квалификации.

Бескровный гвардейский «штурм» Летнего дворца не означал утверждения у власти какой-то «военной» группировки, отстранившей «штатское» правительство. В России XVIII столетия, да и в более поздние времена армия не была особой корпорацией, так или иначе противопоставлявшей себя гражданскому обществу — скорее, наоборот, в ходе петровских реформ «регулярные» армейские порядки служили образцом для переустройства всех прочих сфер общественной жизни. Поголовная и бессрочная служба дворян вместе с массовыми наборами рекрутов из остальных сословий способствовали созданию такой системы власти, в которой военный элемент был неотделим от гражданского.

Поэтому неудивительно, что неотлаженность этой системы и её внутренние противоречия преодолевались в послепетровское время сугубо силовыми методами. Руководители придворных «факций» сами обладали — порой отнюдь не номинально — военными чинами (как «рейхсмаршал» Меншиков или члены клана Долгоруковых), а их «партиями» служили действительные или отставные офицеры. В этом смысле ноябрьский переворот 1740 г. не внёс ничего нового. Пожалуй, только сама фигура правителя (придворного, не имевшего за плечами военной карьеры и круга сослуживцев) была дополнительным раздражителем для гвардии, облегчавшим его исчезновение с политической арены.

Однако в самой верхушке никаких изменений, за исключением устранения ближайших помощников Бирона, не произошло. Новой правительнице присягали и приносили поздравления те же самые люди во главе с Минихом, Остерманом и Черкасским, которые три недели назад приветствовали регента. Миних-младший оставил подробный рассказ, как проходила очередная делёжка милостей и чинов, в результате чего его отец согласился на должность «первого министра»; Остерман стал генерал-адмиралом, а «природный россиянин» Черкасский — канцлером. На место арестованного Бестужева назначили близкого правительнице М. Г. Головкина, сделанного вице-канцлером. Р. Лёвенвольде и брат Миниха получили «знатную сумму» для оплаты долгов, фельдмаршал князь И. Ю. Трубецкой и генерал-кригс-комиссар С. В. Лопухин — прощение долгов и взысканий, младший Миних — должность обер-гофмейстера с чином генерал-лейтенанта и пенсией. А. И. Ушаков сохранил свою должность и вместе с адмиралом Н. Ф. Головиным и А. Б. Куракиным стал кавалером Андреевского ордена. Орден Александра Невского пожаловали барону Менгдену и зятю Остермана камергеру В. Стрешневу.[1298] Награждения[1299] продолжались на протяжении всего короткого правления Анны Леопольдовны.

10 ноября 1740 г. младенец Иоанн III «принял» звание полковника всех четырёх гвардейских полков. Муж правительницы был объявлен четвёртым в истории России генералиссимусом — не без оскорбительной выходки со стороны Миниха, публично заявившего, что «отрекается» в пользу принца от принадлежащего ему по праву звания. Антон-Ульрих стал также подполковником Конной гвардии (вместо Петра Бирона), сохранив по просьбе офицеров шефство и над Семёновским полком.[1300]