Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

12–13 ноября получили награды все, кто «ревностными поступками» обеспечил успех ночного похода на Летний дворец. Офицеры отряда Миниха — капитан И. Орлов, капитан-поручик А. Татищев, поручики И. Чирков (эти двое командовали караулами соответственно в Летнем и Зимнем дворцах), П. Юшков и А. Лазарев, подпоручик Е. Озеров, прапорщики Т. Трусов, Г. Мячков, П. Воейков и М. Обрютин — получили следующие чины и денежные награды; унтер-офицеры и сержанты А. Толмачёв, А. Яблонский, Г. Дубенский, И. Ханыков, Я. Шамшев — обер-офицерские звания; рядовые стали унтерами и сержантами. Кроме того, 52 гренадёрам вручили по шесть рублей наградных, а 177 мушкетёрам — по пять рублей, что составляло, по штату 1731 г., треть годового жалованья солдат.[1301]

Большое число награждённых объясняется тем, что фельдмаршал решил оплатить нарушение присяги всем — и арестовывавшим Бирона, и бездействовавшим караульным. Количество желавших попасть в наградные списки превысило численность реального караула в памятную ноябрьскую ночь; приказ по полку от 18 ноября требовал от офицеров, «чтоб оные ведомости были поданы справедливые» и включали только тех, кто действительно стоял на посту.[1302]

Одновременно были восстановлены на службе и повышены в чине «за арест» семёновцы М. Сабуров, Д. Мерлин, С. Левашов, А. Булгаков и преображенцы И. Протопопов, Н. Голицын, А. Лосев, П. Головин, В. Измайлов. Очевидно, они были уволены при регенте, но не попали в застенок — их имена не проходят по делам Тайной канцелярии.[1303] Побывавшие же «в катских руках» (А. Яковлев, П. Ханыков, М. Аргамаков, И. Путятин, И. Алфимов и др.) именным указом были реабилитированы и прошли специальную церемонию «возвращения чести».[1304]

Некоторым из них открылись карьерные возможности: П. Грамотин стал директором канцелярии Антона-Ульриха в ранге подполковника, а А. Вельяминов-Зернов — генерал-адъютантом принца. А. Яковлев получил чин действительного статского советника, М. Семёнов стал асессором в Коллегии иностранных дел, Х.-Г. Манштейн — полковником расквартированного в столице Астраханского полка; капитаны В. Чичерин и Н. Соковнин пожалованы в секунд-майоры Семёновского полка.[1305] Засидевшийся в поручиках П. Ханыков сумел наконец получить «через чин» звание капитана. Недавно прибывший в Россию паж герцога Брауншвейгского Карл-Фридрих-Иероним фон Мюнхгаузен теперь благодарил Антона-Ульриха за производство в лейтенанты Кирасирского полка.[1306]

Начался делёж недвижимости и вещей поверженного регента. Уже 11 ноября 1740 г. вчерашний подследственный капитан В. Чичерин и асессор Тайной канцелярии Н. Хрущов получили указание составить опись конфискованного имущества Бирона, а на следующий день Манштейн изъял его бумаги.[1307] В тот же день Кабинет послал указ лифляндскому генерал-губернатору П. П. Ласси об охране 120 «амптов и мыз» Бирона с ежегодным доходом в 78 720 талеров.[1308] Дело герцога включает огромный список его гардероба и домашней утвари (в «бывшем доме бывшего Бирона» зубочистки и даже ночной горшок были из чистого золота), теперь интенсивно раздававшихся; но даже в 1759 г. ещё сохранялись не розданные «бироновские пожитки», которыми интересовались придворные Елизаветы.[1309]

Анна проявила интерес к конфискованным драгоценностям семьи Бирона.[1310] Герцог Антон отказался от конюшни регента, и она была передана для продажи всем желающим;[1311] внесённые в опись возвышенные имена герцогских кобылиц — Нерона, Нептуна, Лилия, Эперна, Сперанция, Аморета — подтверждают расхожее мнение, что к лошадям Бирон относился лучше, чем к людям. Фельдмаршал Миних за «отечеству ревностные и знатные службы» получил 100 тысяч рублей, дом арестованного Бисмарка (дом Густава Бирона был отдан Миниху-младшему) и серебряный сервиз весом в 21 пуд.[1312]

Бывшему регенту пришлось провести в заключении три месяца, прежде чем его начали допрашивать. Но приговор был уже предрешён: 30 декабря на заседании Кабинета Бирона лишили имени (арестанта отныне было велено именовать Бирингом) и постановили сослать в Сибирь. В январе 1741 г. команда подпоручика Жана Скотта отправилась строить в Пелыме дом для ссыльного; в деле Бирона сохранился даже его чертёж, сделанный Минихом — бывшим военным инженером.[1313] Принц Антон признавался, что Бирон не такой уж страшный преступник, но его прощение будет означать «порицание правительницы»; к тому же он уже лишён герцогства, а имущество его конфисковано.[1314]