Можно предположить, что инициатором принятия столь важного акта стал опытный администратор Остерман, который в данном случае отчасти предвосхитил план создания Императорского совета Н. И. Панина в 1762 г. Однако наметившаяся тенденция не получила развития в короткое правление Иоанна III. Главные действовавшие при дворе лица восприняли её прежде всего как интригу против зарвавшегося «верховного визиря» — именно так это понял Антон-Ульрих.[1326]
Муж правительницы попытался действовать самостоятельно — распорядился двинуть несколько полков по направлению к Риге. Согласно мемуарам фельдмаршала, это событие и вызвало его просьбу об отставке, которой предшествовали упрёки со стороны Анны Леопольдовны: «Вы всегда за короля Пруссии». «С этого дня, — вспоминал Миних, — великая княгиня стала оказывать мне дурной приём, и так как я не мог помешать тому, чтобы двинуть войска в сторону Риги, то попросил отставку, которая была мне дана сначала немилостиво…»[1327]
В мемуарах фельдмаршал выставлял себя «старым солдатом», принципиально несогласным с планами австрийской дипломатии и идущей у неё на поводу правительницы. Но его сын, передавая свои разговоры с австрийским послом, объяснял маркизу Ботта все невыгоды отставки отца, который «внутренно никогда не отдалён был австрийскому дому способствовать… немного стоило бы труда преклонить его на то, ибо он коль скоро однажды даст своё слово, то всегда оное сдержать старается; но что касается до графа Остермана, у него обещать и сдержать две вещи различные».[1328]
Запоздалый торг был не в состоянии изменить положение бывшего первого министра; но с его устранением внешнеполитический курс страны принципиально не изменился: для Остермана первостепенное значение имел не столько конфликт в Центральной Европе, сколько неуклонно ухудшавшиеся отношения со Швецией.
Анна и стоявшие за её спиной советники решились на увольнение Миниха, хотя и опасались предприимчивого фельдмаршала. Неслучайно «оглашение» об отставке зачитывалось в столице под барабанный бой — так обычно объявлялось об очередной опале и ссылке (за это сенаторам пришлось принести Миниху извинения).[1329]
3 марта 1741 г. во все гвардейские полки был послан приказ, как и в 1727 г. в отношении Меншикова: отныне любым исходящим от Миниха распоряжениям «исполнения не чинить»; причём в его собственном Преображенском полку все ротные командиры представили письменные рапорты о доведении этого приказа до своих солдат.[1330] Опальный министр потерял реальную власть столь же легко, как и Меншиков; в самой гвардии эта акция также никаких волнений не вызвала.Несколько месяцев спустя на допросах арестованный в ходе нового переворота семёновский майор Василий Чичерин показывал: он получил приказ Анны Леопольдовны подобрать десять человек переодетых гренадёров, поставить их наблюдать за домом Миниха, и как только отставной министр «поедет со двора своего инкогнито не в своём платье, то б его поимать и привести во дворец». Слежка продолжалась до тех пор, пока Миних не переехал из дома, находившегося в опасной близости с дворцом, на Васильевский остров.[1331]
Трудно сказать, была ли отставка демонстративным жестом обиженного министра или рассчитанным шагом оказавшегося в изоляции политика. Однако человека, впервые осуществившего захват верховной власти военным путём, «ушли» вполне по-европейски: получив приказ об отставке, бывший первый министр просил о сохранении (и сохранил) своей движимой и недвижимой собственности, в том числе «маетностей» и мануфактур на Украине; его сын остался обер-гофмейстером. Фельдмаршалу была назначена ежегодная пенсия в 15 тысяч рублей,[1332]
он бывал при дворе и даже не окончательно потерял расположения правительницы, несмотря на все опасения, вызываемые его честолюбием.Чем был обусловлен этот единственный в истории России до эпохи Екатерины II случай «цивилизованного» разрешения политического конфликта в «верхах»? Скорее всего — особенностями сложившейся ситуации: неуверенностью самой правительницы и отсутствием единства в её окружении. Таким образом, очередная «переворотная» ситуация разрядилась относительно спокойно. Но отставка Миниха не устранила источников противоречий и напряжённых отношений в правительстве.
«Анна Вторая»
В ноябре 1740 г. регентшей стала «благоверная государыня великая княгиня Анна, правительница всея России». Суждения о ней Фридриха II и Миниха не слишком благосклонны, что неудивительно, поскольку особой благодарности они к ней испытывать не могли. Ещё более резкий приговор вынес ей С. М. Соловьёв: «Не одеваясь, не причёсываясь, повязав голову платком, сидеть бы ей только во внутренних покоях с неразлучною фавориткою, фрейлиною Менгден». Этот образ в дальнейшем стал традиционным для характеристики правления Анны.[1333]