Возможно, появление петровского «племени» объясняется не только настроениями социального протеста и эсхатологическими ожиданиями «избавителя», но и в какой-то степени приукрашенным в массовом сознании образом первого императора, противопоставлявшимся той действительности, которая официально считалась восстановлением петровских традиций.
Длительность царствования Елизаветы объясняется отнюдь не только его «национальным» характером: при всём несходстве с отцом, она как правительница превосходила своих предшественниц. Она могла быть жёсткой, даже жестокой; умела использовать в своей политике если не дух, то по крайней мере «букву» замыслов своего отца и, самое главное, была способна объективно и трезво оценивать своих советников, выбирать среди них наиболее умных и компетентных и умело лавировать среди соперничавших группировок, не давая никому исключительных прав и преимущества.[1637]
До самого «падения» А. П. Бестужева-Рюмина в 1758 г. придворная борьба протекала в относительно приличных границах. Правящие круги усвоили данный им урок; отныне даже самые острые противоречия в «верхах» больше не разрешались путём непосредственного обращения к «солдатству». Но сами движущие силы российского «переворотства» ещё не исчерпали своих возможностей.Глава 9.
1762 г: «Благополучная перемена отечеству»
Вступил покойный отец мой на престол и принялся заводить порядок, но стремительное его желание завести новое помешало ему благоразумным образом приняться за оное.
1756–1761 гг.: «сумбур интриг и переговоров»
Спустя полвека после побед Петра I по полям Германии вновь маршировала русская армия. Самый известный поэт тех лет А. П. Сумароков приветствовал успехи русского оружия
На практике же положение России оказалось не столь выигрышным. Она вступила в Семилетнюю войну как союзница Австрии и Франции в борьбе с Фридрихом II. Его же «дипломатическая революция» середины XVIII в. привела к заключению в 1756 г. союза с Англией: в обмен на британские субсидии король соглашался защищать её интересы и владения в Германии (Ганновер) и получил поддержку планам собственных захватов. Главной пружиной войны стала борьба двух колониальных империй — Англии и Франции — за раздел заморских владений в Ост- и Вест-Индии и Северной Америке.
В марте 1756 г. Конференция при высочайшем дворе определила цели войны: захват Восточной Пруссии для обмена на Курляндию с Речью Посполитой и такого изменения границ с последней, «которым… способ достался бы коммерцию Балтийского моря с Чёрным соединить и чрез то почти всю левантскую коммерцию в здешних руках иметь».[1638]
Эта формулировка намечала перемещение центра внешней политики на юг, куда будут направлены усилия министров и полководцев Екатерины II. Таким образом, проблема приведения прусского короля «в умеренные пределы» изначально не предполагала разгрома и, тем более, уничтожения Пруссии.Но союзники не считали Россию самостоятельной участницей войны и возражали против её территориальных приращений.[1639]
Более того, французский МИД инструктировал в 1760 г. посла в России барона де Бретейля: «Следует опасаться слишком больших успехов русских в этой войне». Наставление «секрета короля» (тайной дипломатии Людовика XV) указывало послу на желательность династического кризиса в России: возведение на престол заточённого «князя Ивана» могло бы вызвать смуту, и она «только выгодна королю, так как она ослабила бы русское государство».[1640] Рассчитывали в Париже и на профранцузскую «партию»: тайные «пенсионы» выплачивались кабинет-секретарю императрицы А. В. Олсуфьеву, секретарю Конференции Д. В. Волкову, жене вице-канцлера М. И. Воронцова; сам Воронцов получил на покупку мебели для своего дворца 250 тысяч ливров (50 тысяч рублей) и взял в качестве «партикулярного» секретаря француза Я. Убри.[1641]