Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Летом 1760 г. кадровый состав центрального управления был существенно обновлён, о чем речь уже шла в предыдущей главе. Но сбалансировать успешно действовавший в 40-е — первой половине 50-х гг. механизм власти старевшая и больная императрица уже не смогла. Начавшиеся в конце 1740-х гг. реформы в условиях войны и борьбы за власть были свёрнуты. В очередной раз не было завершено Уложение, не проведён в жизнь указ 1757 г. о передаче управления церковными вотчинами светским властям.

Не был реализован и проект И. И. Шувалова о введении в России «фундаментальных и непременных законов», сохранять которые должен был поклясться будущий император. Этот документ показывает, что сильнее всего волновало наиболее приближённых к императрице лиц. Половина предлагавшихся законов посвящена гарантиям господствующего положения Русской православной церкви (в том числе обязательство православного исповедания самодержцев, их жён и детей), сохранению на три четверти «православного» состава армии, гвардии и флота и назначению высшей администрации из «здешних подданных». Можно полагать, что всё это в глазах И. И. Шувалова уже ставилось под сомнение поведением наследника. Прочие пункты предусматривали 26-летний срок службы для дворян, гарантию владения родовыми вотчинами для родственников осуждённых и освобождение дворян «от бесчестной политической казни».[1663]

Таким образом, к концу царствования Елизаветы можно говорить о некотором оживлении «шляхетских» надежд. В этом смысле идеи Шувалова перекликаются с мыслями М. И. Воронцова «к рассуждению о вольности дворянства». Однако годы «бироновщины» и придворная «школа» Елизаветы уже заметно ограничили уровень пожеланий: он не поднимался до каких-либо гарантий «вольности» в виде новых государственных учреждений или системы представительства. Напротив, в наброске Воронцова заметно прежде всего стремление обеспечить «особливые преимущества знатному и старому дворянству пред новым» — например, выделить их «знатные вотчины» в княжества, графства и баронства по пропорции душ подданных.[1664]

Нет в проекте Шувалова и закона о престолонаследии; можно предположить, что «знатное» дворянство ещё не ощущало в нём потребности. Или это было косвенное указание на то, что намерения «переменить наследство» не были оставлены? В ноябре 1761 г. секретарь Кабинета императрицы А. В. Олсуфьев озадачил французского посла намёками на непригодность Петра Фёдоровича к правлению и плохое отношение к нему тётки.[1665] Датский посол Гакстгаузен докладывал, что за неделю до смерти императрицы обсуждался план воцарения Павла под «опекунством» великой княгини и назначения её мужа генералиссимусом, и ожидал «беспорядков» гвардии и черни.[1666]

И всё же Елизавета не рискнула изменить ею же утверждённый порядок: в последние месяцы жизни она не занималась делами и затворилась в Царском Селе. О настроениях в её окружении повествует переписка между М. И. Воронцовым и И. И. Шуваловым в ноябре 1761 г. Вице-канцлер желал поскорее уйти в отставку; фаворит умолял его не делать этого, но одновременно признавал полный паралич управления: «Все повеления без исполнения, главное место без уважения, справедливость без защищения. Вижу хитрости, которых не понимаю, и вред от людей, преисполненных моими благодеяниями».[1667] Об обстановке тревоги и страха при дворе и колебаниях Шуваловых говорит донесение австрийского посла Ф.-К. Мерси от 31 октября 1761 г.[1668]

3 декабря императрица высказала «гнев» сенаторам за «излишние споры и в решениях медлительство» — и слегла окончательно. Как и её отец, Елизавета до самого конца гнала мысль о смерти: она распорядилась приготовить ей покои в новом Зимнем дворце к марту 1762 г.[1669] Возможно, в том числе поэтому никаких неожиданных распоряжений о наследстве не последовало.

Впрочем, если бы такие планы и существовали, фаворит Иван Шувалов при всех достоинствах не годился для борьбы за власть, а его старший родственник, способный на всё Пётр Иванович Шувалов, был уже смертельно болен. Но, по словам Екатерины, в последние недели жизни императрицы Шуваловы всё же сумели войти в доверие к наследнику при помощи директора Шляхетского корпуса А. П. Мельгунова.[1670] Поддержка со стороны Шуваловых — вместе с лояльностью становившейся императрицей Екатерины и усилиями самого Петра по привлечению на свою сторону гвардейских офицеров[1671] — обеспечила выход из очередной «переворотной» ситуации.