Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Переписка Екатерины с английским послом Чарльзом Уильямсом показывает, что подобные перспективы беспокоили «молодой двор» намного раньше, хотя в ту пору великая княгиня ещё не отделяла своих интересов от судьбы мужа. В августе 1756 г. она уже имела план (изложенный в её письме от 18 августа 1756 г.) юридически корректного, но фактически силового утверждения Петра III и себя у власти в случае неожиданной смерти императрицы. Вместе со своими сторонниками — А. П. Бестужевым-Рюминым, С. Ф. Апраксиным и генералом Ю. Г. Ливеном — она должна была войти «в покои умирающей» вместе с сыном, принять присягу караула и, опираясь на пятерых доверенных гвардейских офицеров и «младших офицеров» — лейб-компанцев вместе с их солдатами, пресечь попытки сопротивления со стороны Шуваловых. Она признавалась, что занимается «формированием, обучением и привлечением разного рода пособников»: «В моей голове сумбур от интриг и переговоров».[1650]

Эта переписка свидетельствует, насколько зыбкой была ситуация на российском политическом Олимпе, если законный и утверждённый наследник трона вынужден был вербовать себе сторонников. Кстати, в письмах Екатерины тех лет её муж выглядит «весьма рассудительным» и способным «ухаживать» за гвардейцами, то есть далёким от образа ограниченного голштинца, созданного позднее в её же мемуарах.

Вокруг «молодого двора» складывалась своя «партия». Гетман К. Г. Разумовский ручался Екатерине за «свой» Измайловский полк, генерал-прокурор Н. Ю. Трубецкой сообщал о происходивших на Конференции заседаниях, фельдмаршал С. Ф. Апраксин имел «шпионов», следивших за императрицей, а его коллега А. Б. Бутурлин на всякий случай заверял Екатерину в своей преданности.[1651] Однако лишь канцлер А. П. Бестужев-Рюмин с его проанглийскими симпатиями был готов к изменению политического курса и думал при этом не только о себе. Остальные были озабочены прежде всего сохранением в новое царствование собственных позиций при дворе; объединяло их и недовольство могуществом Шуваловых.

Екатерина обсуждала с Бестужевым его план, согласно которому она становилась «соправительницей» императора, а канцлер — президентом трёх «первейших» коллегий и командующим всеми гвардейскими полками.[1652] Но одновременно она встречалась с шефом Тайной канцелярии А. И. Шуваловым. Его влиятельный брат П. И. Шувалов в августе 1756 г. сообщил Екатерине о готовности ей служить, а сама она писала ему о «предательстве» Бестужева и желании «броситься в ваши объятия».[1653] Одновременно она стремилась получить — и получила — финансовую поддержку не только от своего главного корреспондента, но и от послов Дании и Австрии.[1654]

Первым в этой ситуации проиграл Бестужев.[1655] Подозрения, возникшие в связи с отступлением русской армии из Восточной Пруссии, последовавший за ними арест фельдмаршала С. Ф. Апраксина и обнаруженная переписка его с Бестужевым и Екатериной лишили канцлера доверия императрицы. Однако историки до сих пор не нашли никаких следов предполагаемой «измены» — приказа об отступлении, якобы полученного Апраксиным от канцлера. Кажется, не верили в это и следователи; во всяком случае, пункт об «измене» был вычеркнут из перечня вопросов Бестужеву.[1656]

Зато переписка французских дипломатов свидетельствует о сильнейшем давлении, оказываемом ими на русских министров с целью убрать Бестужева. В начале 1758 г. посол Лопиталь поставил перед вице-канцлером М. И. Воронцовым ультиматум: в течение двух недель добиться смещения Бестужева — или с ним больше не будут иметь дел.[1657] Cдал канцлера и великий князь — рассказал императрице, что министр советовал ему противиться её воле.[1658]

Дело канцлера до сих пор остаётся загадкой. Ещё С. М. Соловьёв отметил, что следственные материалы побывали в руках самого Бестужева после его возвращения из ссылки, в результате чего оттуда пропали первые показания обвиняемого. Осталась неизвестной и «священная тайна, о которой никто не может помыслить без ужаса», открытая Бестужевым и зафиксированная в исчезнувших протоколах допросов: сохранилось только упоминание о ней в заключении.[1659] Обвинить же его смогли только «в суетном желании так долго быть великим, как бы он общему всех смертных пределу подвержен не был», и в претензии на роль «соправителя».[1660] Бестужев виновным себя не признал и отделался сравнительно легко — ссылкой в подмосковную деревню.

Падение канцлера упрочило положение его противников — группировки Нарышкиных, по классификации Д. Ле Донна.[1661] Начало нового тура борьбы за власть породило соответствующее предложение: некий Фридрих фон Бонгорст подал в Кабинет императрицы проект создания нового гвардейского полка, «состоящего из немецкого дворянства».[1662] Столь радикальные меры в духе Анны Иоанновны при Елизавете уже не годились, и проект остался без последствий.