Эпоха «дворских бурь». Очерки политической истории послепетровской России (1725–1762 гг.)

Ещё раньше все гвардейские и расквартированные в столице полки получили полугодовое жалованье за «верные и усердные при вступлении её императорского величества на всероссийской императорской престол службы». Бумаги Кабинета показывают, что наград уже не просили, а требовали, и не только гвардейцы но и гарнизон Кронштадта, матросы императорских яхт, «инвалидная команда» и прочие подразделения, по разным причинам находившиеся в столице. Так, явившийся прямо к Панину поручик Владимирского полка Сазонов от имени сослуживцев возмущался отсутствием «отпуска» денег и доказывал, что его солдаты были в «походе» 28 июня и прошагали целых 54 версты.[1838]

В итоге к 10 июля гвардия и армейские полки получили 194 289 рублей.[1839] Ещё 3 681 рубль из «комнатных» сумм пошли на отправку в Германию голштинских солдат и офицеров.[1840] Судьба голштинской гвардии Петра III оказалась трагичной: как сообщал в дешифрованном русской почтой письме от 17 августа 1762 г. английский посол Р. Кейт, три отправленных корабля с голштинцами погибли во время шторма.[1841]

Кабинетские ведомости подтверждают донесения дипломатов (Гольца и Мейнерцгагена) о поощрениях недовольных. Уже 14 июля Алексей Орлов получил для раздачи солдатам восемь тысяч рублей;[1842] кроме того, на «секретные выдачи» ушло ещё 12 тысяч и три тысячи «на секретное употребление» через Н. И. Панина.[1843] Платили не только солдатам. 4 600 рублей, согласно Е. Дашковой, получил И. И. Бецкой), 103 400 — дядя императора принц Георг Голштинский, побитый солдатами собственного полка. В 8 700 рублей была оценена служба капитан-поручика С. И. Озерова, конвоировавшего императора к месту последнего заточения. 12 тысяч достались подполковнику Семёновского полка Ф. И. Вадковскому. Двумя тысячами был пожалован преображенский майор Т. П. Текутьев — очевидно, за то, что не помешал заговорщикам поднять полк 28 июня. Даже столичным нищим было роздано через того же Вадковского три тысячи рублей.[1844]

В результате за полгода — с июля до конца декабря — из поступивших в Кабинет двух с лишним миллионов ушла сумма в 1 893 570 рублей (подсчёты наши). Эти расходы (в среднем примерно 315 тысяч рублей в месяц) несопоставимы с личными тратами Петра, который — для сравнения — за май 1762 г. раздал из Кабинета 13 265 рублей, за июнь — всего 9 931 рубль. Даже если учесть, что часть расходов новой императрицы была связана с дворцовым хозяйством, всё же можно утверждать, что переворот обошёлся казне примерно в полтора миллиона рублей. Но были и иные пожалования. Сохранившаяся ведомость раздачи дворцовых волостей показывает, что Пётр III успел за полгода царствования подарить 8 546 душ, а его супруга за восемь месяцев (к марту 1763 г.) в два с половиной раза больше — 21 423 души.[1845]

Ведомости Кабинета за 1763 г. (за январь-апрель и декабрь) и 1765 г. показывают, что выплаты «секретных» сумм продолжались и позднее: в марте-апреле 1763 г. Алексей и Григорий Орловы получили в общей сложности 13 тысяч рублей для раздачи «известным лицам»; прочие «секретные» выплаты составили 12 тысяч рублей.[1846] Деньги шли и через других Орловых и К. Г. Разумовского; иногда в расходных документах прямо указывалось, что суммы предназначены для раздачи гвардейцам.[1847]

Согласно черновой ведомости о денежных раздачах, в 1763 г. только «секретные» выдачи из личных сумм императрицы составили 427 042 рубля, а в 1764 — 433 577 рублей.[1848] В декабре 1763 г. на обмундирование телохранителей-кавалергардов ушло 30 тысяч рублей. В 1765 г. ближайшее окружение Екатерины (Орловы, Панин, Теплов, Шаховской, Чернышёв, Талызин) единовременно получили из «комнатных» сумм 246 900 рублей.[1849] Беловые ведомости за 1764 и 1766 гг. отсутствуют; но по документам 1767 г. «секретные» расходы составили 136 275 рублей, в 1768 г. обошлись в 120 тысяч рублей.[1850]

В названных выше материалах указывались только относительно крупные суммы; отдельно фиксировались многочисленные мелкие выдачи в 1–3 рубля солдатам, жёнам и вдовам военных и чиновников, лакеям и другим «бедным людям» придворного и столичного мира.[1851]

В октябре 1763 г. бывший канцлер А. П. Бестужев-Рюмин доверительно сообщил австрийскому послу, что Екатерина через своих секретных агентов «велит вывозить из империи весьма значительные и простирающиеся до нескольких миллионов денежные суммы», которые переводились на особые счета в Амстердаме и Гамбурге, о чём собеседник Бестужева уже знал.[1852] В ведомостях Кабинета мы обнаружили следы проведения такой финансовой операции, хотя общая сумма платежей остается пока неизвестной.[1853] Но они свидетельствуют, что императрица в 1762–1763 гг. чувствовала себя на троне неуверенно.