Эпоха «остранения». Русский формализм и современное гуманитарное знание

Для того, чтобы сделать предмет фактом искусства, нужно извлечь его из числа фактов жизни. Нужно вырвать вещь из ряда привычных ассоциаций, в которых она находится. Поэт совершает семантический сдвиг, он выхватывает понятие из того смыслового ряда, в котором оно находилось, и перемещает его при помощи слова (тропа) в другой смысловой ряд, причем мы ощущаем новизну, нахождение предмета в новом ряду. Новое слово сидит на предмете, как новое платье [Шкловский, 1929: 79].

Здесь налицо главная оппозиция «внешней формы – внутренней формы»: по Шпету, слово – это не платье предмета, а его тело; искусство не придает другого смысла понятиям, но отрешает его объекты из «жизни», из действительности, без которой вообще не могло бы быть никакого искусства.

Прежде чем рассматривать тексты, стоит вкратце упомянуть о деятельности Литературной секции Академии художественных наук. Она возникает вместе с созданием ГАХН в 1921 году, возглавляется М. О. Гершензоном, Н. К. Пиксановым и Л. П. Гроссманом. Секция, с одной стороны, ставит себе задачу общего характера: «научное изучение литературы во всей полноте ее разнообразных течений, школ, направлений, индивидуальных авторов. Весь объем мировой поэзии во всех ее проявлениях и видах признан желательным объектом для разработки в секции» [Кондратьев, 1923: 421]. Эта задача определенно предполагает изучение структуры литературного произведения. С другой стороны, «Литературная Секция наметила разработку проблем творческого замысла, композиции и формы» [Коган, 1923: 11]. Собственная теория литературы основывается на понятиях, разработанных в Философском отделении, и некоторые его члены участвуют в работе обоих, Литературного и Философского, отделений (например, Р. Шор, Б. Горнунг, М. Петровский). С 1925 по 1928 год в ГАХН выпускаются книги, ставшие результатом докладов и прений в Литературной секции и ее подсекциях.

Таким образом, литературоведческие исследования основываются на философском учении Шпета. Анализ художественных форм строится по образцу структуры слова, от общего к индивидуальному, от целого к частям:

Слово, со стороны своих формальных качеств, есть такой член в общем культурном сознании, с которым другие его члены – гомологичны. Другими словами, это значит, что слово в своей формальной структуре есть онтологический прообраз всякой культурно-социальной «вещи» [Шпет, 2007: 240].

Следовательно, анализ художественного произведения – это «не анализ фактов, а понятий» [Там же: 52]. Петровский и Ярхо пишут в предисловии ко второму сборнику «Ars poetica»: «Описание форм производится, главным образом, в теоретическом аспекте, историческое освещение не составляет основной задачи и дается лишь попутно» [Ars poetica, 1928: 8].

О теории прозы у Шпета имеются лишь разбросанные заметки. Самые подробные размышления об этой теме наличествуют, наверно, в книге «Внутренняя форма слова» 1927 года. Главным предметом исследования философа является поэзия и поэтический язык. В томе сочинений Шпета «Искусство как вид знания», составленном в 2007 году Татьяной Щедриной, были опубликованы неизданные «Заметки к статье „Роман“» (1924). Здесь надо сделать оговорку: о своеобразном способе переписывания архивных материалов Щедриной писал Николай Плотников [Плотников, 2011]. Я не могла проверить изданного Щедриной текста по рукописным материалам, но отметила только те места, которые соответствуют высказываниям опубликованных работ самого Шпета при его жизни и гахновцев в вышеуказанном периоде.

Шпет набрасывает некоторые соображения к сложному вопросу о том, что отделяет прозу от поэзии: