Эпоха сериалов. Как шедевры малого экрана изменили наш мир

Желтая кожа слишком туго обтягивала его мускулы и жилы; волосы были черные, блестящие и длинные, а зубы белые как жемчуг; но тем страшнее был их контраст с водянистыми глазами, почти неотличимыми по цвету от глазниц, с сухой кожей и узкой прорезью черного рта;

…над ним [Франкенштейном] склонилось какое-то существо, которое не опишешь словами: гигантского роста, но уродливо непропорциональное и неуклюжее. Его лицо <…> было скрыто прядями длинных волос; видна была лишь огромная рука, цветом и видом напоминавшая тело мумии. <…> Никогда я не видел ничего ужаснее этого лица, его отталкивающего уродства.

«Следуй за мною, – говорит Создание Виктору, – я держу путь к вечным льдам Севера; ты будешь страдать от холода, к которому я нечувствителен». «Демон», как называет его Франкенштейн, с необычайным проворством повсюду ускользает от него среди снегов на быстроходных санях.

Animal deprave

Интересно сопоставить эволюцию монстра в романе Мэри Шелли с эволюцией «естественного человека», как ее описывает в трактате «Рассуждение о происхождении и основаниях неравенства между людьми» (1754) Ж.-Ж. Руссо⁷⁸.

«Естественный», или «дикий», человек легко удовлетворяет свои природные потребности: пьет из ручья, собирает плоды, находит себе постель и убежище под деревом. Он привычен к стуже и зною, обладает крепким телосложением и превосходным здоровьем; нагой и безоружный, он сражается с хищными зверями или убегает от них. Единственные интересующие его блага – пища, самка, отдых, единственные беды – боль и голод.

У дикого человека развиты те органы чувств, которые служат для защиты и нападения, т. е. зрение, слух и обоняние. Напротив, те органы, которые «совершенствуются лишь под влиянием изнеженности и чувственности» (осязание и вкус), остаются у него в грубом состоянии.

Дикие люди живут поодиночке. Самки и самцы довольствуются случайными встречами. Дикарю знакома только физическая сторона любви («животный акт»). Всякая женщина хороша для дикаря: он не знает, что такое красота и достоинства, следовательно, ему неведомы любовь и восхищение, т. е. «духовная сторона любви», которую Руссо считает «чувством искусственным, порожденным жизнью в обществе и превозносимым женщинами <…>, чтобы укрепить свою власть»⁷⁹.

Так как дикие люди не нуждаются в общении и не зависят друг от друга, то и язык им ни к чему. Они пользуются неким подобием языка (нечленораздельные звуки, звукоподражательные шумы, жесты) только в экстремальных ситуациях; в повседневной мирной жизни он им не нужен.

Дикари от природы не злы, потому что не знают, что значит быть добрыми: «…безмятежность страстей и неведение порока мешают им совершать зло»⁸⁰. При этом дикарю присуще врожденное глубокое чувство естественного сострадания, которое не связано с разумом (т. е. с благоразумной осмотрительностью, мешающей приходить на помощь страдающим).

Человек, как и всякое животное, это «хитроумная машина (une machine ingenieuse), – говорит Руссо вслед за Ламетри, – которую природа наделила чувствами, чтобы она могла сама себя заводить и ограждать себя»⁸¹. Но человек, в отличие от остальных животных, наделен еще свободной волей, поэтому он часто уклоняется от заведенного природой порядка «себе во вред». Его «способность к самосовершенствованию» – «источник всех его несчастий».

Чем сложнее становится организованная жизнь, чем дальше она от простоты и единообразия «животной и дикой жизни», чем острее ощущается неравенство, тем ближе человек к вырождению и всяческому злу. Изобретение орудий труда приводит к удовлетворению простейших потребностей и к появлению потребностей более утонченных: теперь люди не могут обходиться без того, что раньше им

было совершенно не нужно. Дикари, раньше блуждавшие по лесам, начинают объединяться. Появляются семьи, совместная жизнь порождает взаимную привязанность, нежные чувства. Потребность в любви приводит к ревности, а та – к кровавым стычкам и борьбе за право обладания предметом страсти.

Из зависти и ревности люди чинят друг другу обиды и мстят за оскорбления. По мнению Руссо, именно на такой ступени развития мы застаем большинство известных нам диких народов, отсюда делается ошибочный вывод, будто человек от природы жесток и нуждается в узде. На самом деле нет «ничего более кроткого, чем человек в первоначальном состоянии», который далек и от «неразумия животных и от гибельных познаний человека в гражданском состоянии»⁸².