Эпос сербского народа

За собою запер он ворота.

Вынимает саблю воевода, во Голову коню он отрубает —

«Конь мой серый, конь мой самый лучший, На тебя турецкий царь не вскочит!» Разбивает дамасскую саблю:

Ты была мне правою рукою.

Царь турецкий тебя не наденет!»

Вот в хоромы входит воевода.

За руку берет жену и молвит:

«О скажи, разумная Елена,

Хочешь ли со мною ты погибнуть •о Или быть наложницей турецкой?»

По лицу ее слезы струятся,

Отвечает госпожа Елена:

«Лучше честно погибнуть с тобою,

Чем срамиться в турецком гареме.

Не продам я отцовскую веру,

Попирать я крест честной не буду».

И взялися за белые руки,

Поднялися на стены Сталача.

Так сказала госпожа Елена: юо «О Приезда, господин любимый,

Нас вскормила быстрая Мбрава,

Пусть Моравы воды нас поглотят».

И в речные бросилися волны.

Так Сталач был взят царем Мехмедом, Но добычей он не поживидся. Проклинает город царь турецкий:

«Бог единый пусть Сталач накажет. Подступил я с трехтысячным войском, А пять сотен осталось со мною!»

БОЛЬНОЙ ДОЙЧИН

Расхворался Дойчин-воевода В белокаменном Солуне-граде, Девять лет болеет воевода,

И в Солуне про него забыли. Думают, что нет его на свете.

Злые вести не стоят на месте — Долетели до страны арапской. Услыхал про то Арапин У со, Услыхал, седлает вороного, ю Едет прямо к Городу Солуню. Приезжает под Солунь Арапин, Под Солунем во широком поле,

Он шатер узорчатый раскинул,

Из Солуня требует юнака,

Чтобы вышел с ним на поединок, Чтобы вышел с ним на бой юнацкий. Нет юнака в городе Солуне,

Чтобы вышел с ним на поединок. Дойчин был, а ныне расхворался, го А у Дуки разломило руки,

А Илия младше, чем другие, Несмышленыш, боя он не видел,

А не то, чтоб самому сражаться.

Он и вышел бы на бой юнацкий, Только мать-старуха не пускает: «Ты, Илйя, младше, чем другие, Ведь Арапин тот тебя обманет, Дурня малого убьет, поранит, Одинокою меня оставит».

зо Как увидел тот Арапин черный,

Что в Солуне больше нет юнака, Чтобы вышел с ним на поединок, Обложил солунцев тяжкой данью:

С каждого двора берет по ярке,

Да по печи подового хлеба,

Красного вина берет по бочке,

И ракии жженой по бочонку,

Да по двадцать золотых дукатов,

Да к тому еще по красной девке,

40 По девице или молодице,

Что приведена совсем недавно,

Что приведена, но не поята.

Весь Солунь исправно дань приносит, Вот и Дойчину платить настало. Никого нет в Дойчиновом доме,

Кроме верной любы — молодицы, Кроме Елицы — родной сестрицы.

Хоть они всю дань давно собрали, Некому нести ее Арапу, so Дань Арапин принимать не хочет,

Без сестры, без Елицы-девицы. Извелися вовсе горемыки,

Плачет Ела в изголовье брата,

Белое лицо слезами мочит,

Братнино лицо кропит слезами.

Как почуял Дойчин эти слезы,

Начал сетовать болящий Дойчин:

«Чтоб мои дворы огнем сгорели!

Не могу я умереть спокойно,

60 Дождь сочится сквозь гнилую крышу!» Отвечает Елица больному:

«О мой милый брат, болящий Дойчин! Нет, дворы твои не протекают,

Это плачет Елица-сестрица!»

Говорит тогда болящий Дойчин:

«Что случилось, ты скажи по правде! Иль у вас уже не стало хлеба?

Или хлеба, иль вина в бочонках?

Или злата, иль холстины белой? то Или нечем вышивать на пяльцах? Нечего расшить и шить вам нечем?»

Отвечает Елица-сестрица:

«О мой милый брат, болящий Дойчин! Хлеба белого у нас довольно, . Красного вина у нас в избытке,

Хватит злата и холстины белой,

Есть у нас чем вышивать на пяльцах. Что расшить и чем узоры вышить. Нет, другое нас постигло горе: во Объявился к нам Арапин Усо,

Под Солунем во широком поле,

Из Солуня требует юнака,

Чтобы вышел с ним на поединок-Но в Солуне нет сейчас юнака, Чтобы вышел с ним на поединок.

Как узнал про то Арапин черный, Обложил солунцев тяжкой данью:

С каждого двора берет по ярке,

Да по печи подового хлеба,

90 Красного вина берет по бочке,

И ракии жженой по бочонку,

Да по двадцать золотых дукатов,

Да к тому еще по красной девке,

По девице или молодице;

Весь Солунь ему исправно платит,

И твоим дворам платить настало; Нету у тебя родного брата,

Чтобы дань собрал он для Арапа, Сами мы собрали, горемыки, юо Только как нести ее, не знаем,

Дань Арапин принимать не хочет, Без сестры, без Блицы-девицы;-Слышишь ли меня, болящий Дойчин, Как могу я полюбить Арапа! Слышишь ли, коль ты еще не помер?» Говорит тогда болящий Дойчин:

«Чтоб, Солунь, тебя огнем спалило! Или нету у тебя юнака,

Чтоб с Арапом вышел потягаться, но Нет, нельзя мне умереть спокойно!»

И зовет он любу Анджелию: «Анджелия, верная супруга!

Жив ли мой гнедой еще на свете?»-

Отвечает люба Анджелия:

«Господин ты мой, болящий Дойчин! Твой гнедой покуда в добром здравье, Хорошо я за гнедым ходила».

Говорит тогда болящий Дойчин: «Анджелия, верная супруга!

120 Ты возьми-ка моего гнедого,

Отведи гнедого к побратиму,

К побратиму Перу в его кузню, Пусть он в долг мне подкует гнедого; Сам хочу идти на бой с Арапом.

Сам хочу идти, да встать не в силах». И его послушалась супруга,

Вывела могучего гнедого,

К Перу-кузнецу с конем явилась,

А когда кузнец ее увидел,

1зо С ней повел такие разговоры: «Стройная невестка Анджелия, Неужели побратим скончался,

Что ведешь ты продавать гнедого?» Говорит красавица невестка: