Эпос сербского народа

В чьих корчмах, с дружиной пировали, Тайно пили румяные вина».

Так вошли они в город Лиевно. Бросили их турки в подземелье.

В погребах три дня они сидели.

В это время совещались турки,

40 Размышляли, как будут их мучить. Наступил четвертый день неволи. Вывели старика Вуядина.

Перебили и руки и ноги, Приготовились выколоть очи.

Тут сказали из Лиевна турки:

«Говори, старый пес, да не медли,

Кто товарищи твои лихие?

Кто скрывал вас в деревнях зимою?

У кого вы зиму зимовали, so У кого вы прятали добычу?

Говори, старый пес, где вы пили,

У каких хозяек пировали И в каких придорожных харчевнях?» Отвечает Вуядин не дрогнув:

«Не глупите, турки из Лиевна,

Если резвых ног не пожалел я,

Тех, что в беге коней обгоняли,

Если этих рук не пожалел я,

Что ломали копья боевые, во Не боялись сабель обнаженных,

Не скажу вам за грешные очи,

Что меня в искушенье вводили,

Глядючи с высоких гор далеко, Глядючи на ровные дороги, Где купцы турецкие проходят».

ПОЧЕМУ БАЙО СТАЛ ГАЙДУКОМ

Байо Пйвлянин герцеговинец Посылает в Приморье посланье; Рйшнянину-турку так он пишет: «Ришнянин-ходжа, ты, верно, помнишь, Верно, помнишь, что когда-то было —

Я у моря торговал волами,

Ты у моря собирал налоги.

Раз волов пригнал я в край приморский. Не хотел ты взять с меня, что должно, ю Ты не взял ни грошей, ни дукатов,— Стадом ты моим распорядился.

Выбирал волов, да самых лучших,

Цену сбил мне в гавани приморской. Претерпел я убыток немалый.

Дол^кен был продать и дом и землю, Вот гайдуцким я стал атаманом.

У меня и приятеля Лимы Тридцать храбрых и лютых гайдуков. Тридцать крепких нагрудников сделай го Из литого серебра с насечкой,

Тридцать скуй для тридцати юнаков. Мне и Лиме, другу-есаулу,

Золотые нагрудники сделай — Атаманам к лицу золотые.

Если ты послать мне не захочешь, Выходи на смертный поединок.

К одному будет бог благосклонней». Ришнянин-ходжа письмо читает. Разбирает он мелкие знаки, зо Смотрит на письмо, другое пишет:

«Байо Пивлянин, меня послушай, Тридцать панцирей ты не получишь Из литого серебра с насечкой Для твоих, для тридцати гайдуков.

И носить тебе не подобает,

Ни тебе, ни разбойнику Лиме Панцирей из золота литого.

Выйду я с тобой на поединок, Приведу с собой мою кадуну.

⁴⁰ Приведи с собой твою гяурку.

Если бог и судьба мне поможет И тебя, атаман, одолею,

Уведу твою жену с собою.

Если бог тебе поможет в битве,

И меня ты в битве одолеешь,

Байо, в плен возьми мою кадуну...»

ПЛЕН ЯНКОВИЧА СТОЯНА

Вторглись турки в ровные Котары, Дворы Янковича разорили,

В плен Смилянича Илью забрали,

Со Стояном Янковичем вместе.

У Ильи-то в доме молодайка,

Дней пятнадцать, как он оженился,

У Стояна в доме молодайка,

Лишь неделя, как он оженился;

Во Стамбул юнаков взяли турки, ю Подарили славному султану.

Девять лет они пробыли в рабстве И семь месяцев на год десятый; Потурчиться их султан заставил,

Близ себя для них дворы поставил.

Раз Илья Стояну молвил слово:

«Ой, Стоян любезный, братец милый, Завтра пятница — турецкий праздник. Выйдет царь со свитой на прогулку,

И царица выйдет на прогулку, го Ты от погребов ключи достанешь,

Я ключи украду от конюшен,

Вместе мы казны себе награбим, Добрых двух коней себе достанем, Убежим мы в ровные Котары, Неплененных родичей увидим, . Нецелованных жен поцелуем».

И на том договорились братья.

Пятница пришла — турецкий праздник, Вышел царь со свитой на прогулку, зо И царица вышла на прогулку.

Взял Стоян ключи от царских ризниц,

А Илья украл ключи конюшен. Царскую казну они забрали,

Добрых двух коней себе достали,

И помчались в ровные Котары.

А когда приблизились к Котарам, Янкович сказал такое слово:

«О Илья, мой милый брат любезный!

Ты в свой белый двор ступай скорее,

40 Я ж пойду скорее в виноградник,

К винограду, к зеленому саду,

Погляжу я на свой виноградник, Кто-то вяжет, кто его лелеет,

В чьи-то руки этот сад достался».

К белому двору пошел Смилянич,

А Стоян пошел в свой виноградник. Матушку свою Стоян увидел,

С матушкой в саду он повстречался. Режет волосы свои старуха, so И подвязывает виноградник,

И слезами лозы поливает,

Поминает своего Стояна:

«Ой, Стоян мой, яблочко златое,

Матушка твоя тебя забыла,

А невестку позабыть не может,

Нашу Елу, перстень ненадетый». Поздоровался Стоян со старой:

«Бог на помощь, сирая старушка! Никого нет, что ли, помоложе, во Чтоб ходить за этим виноградом,

Ты-то ноги ведь едва волочишь?» Горестно старуха отвечает:

«Здравствуй и живи, юнак незнамый! Никого здесь нету помоложе,

У меня был сын Стоян когда-то,

И того угнали в рабство турки,

Вместе с ним двоюродного брата,

Моего Илью они забрали.

У Ильи-то в доме молодайка,

7о Дней пятнадцать, как он оженился.

У Стояна в доме молодайка,

Лишь неделя, как он оженился.

А сноха — адамово колено —

Девять лет Стояна дожидалась И семь месяцев на год десятый,

А теперь она выходит замуж;

Не глядят глаза мои на это,

Оттого и в сад я убежала».

Как Стоян услышал эти речи, во К белому двору поторопился,

Застает он там нарядных сватов,

И Стояна сваты привечают,

И с коня за трапезу сажают.

Как вина Стоян напился вдосталь, Тихие Стоян заводит речи:

«Ой вы, братья, нарядные сваты,

Не дозволите ли спеть мне песню?» Отвечают нарядные сваты: