Эпос сербского народа

За трапезой из чистого злата Архипастырей сели двенадцать И четыре старых патриарха, ю За столом из серебра литого Триста иноков, черных монахов;

За столом из дерева простого Триста послушников монастырских, Что еще обучаются в школе.

Среди них был один самоучка. Константин подымается с трона,

Меж столов проходит он накрытых.

Вот подходит к столу золотому,

Где двенадцать сидят архиреев го И четыре старых патриарха.

Царь,смиренно старцам поклонился,

И такое им слово промолвил: «Исповедуюсь я перед вами —

В этой жизни тяжко согрешил я,

Бил своих родителей и мучил;

Есть ли этому греху прощенье?» Отвечают епископы важно И четыре старых патриарха,

Не закону следуют господню, зо А царю усердно потакают:

«Константин, государь наш державный, На духу легко грехи отпустим.

Повели сковать из злата митры, Прикажи их, государь, украсить Самоцветами и жемчугами,

Подари ты епископам митры И святейшим твоим патриархам,

И получишь грехов отпущенье». Константин идет к столу другому.

«о За серебряным столом пируют

Триста черных иноков-монахов. Константин поклонился смиренно И такое им слово промолвил:

«Мне скажите, святые монахи, Исповедуюсь я перед вами —

В этой жизни тяжко согрешил я,

Бил своих родителей и мучил.

Есть ли этому греху прощенье?» Отвечают дарю черноризцы, во Не закону следуют господню,

А царю усердно потакают:

«Константин, государь наш державный, На духу легко грехи отпустим. Дарственные грамоты нам выдай, Триста грамот — тремстам черноризцам. Да построй монастыри большие,

Удели богатые угодья.

Будем за тебя мы все молиться,

И получишь грехов отпущенье». во Снова царь между столами ходит.

Он приблизился к трапезе нижней,

К рамой нижней, простой, деревянной, Где дьячки сидят с учениками,

Что еще обучаются в школе.

Среди них-то один — самоучка.

Царь и этим гостям поклонился И с такою речью обратился:

«Вы скажите мне, дьячки и дети, Исповедуюсь и перед вами — то В этой жизни тяжко согрешил я,

Бил своих родителей и мучил.

Есть ли этому греху прощенье?»

Ничего не говорят подростки.

Только встал ученик-самоучка,

Он царю не потакал усердно,

А по правде божьей говорил он: «Константин, государь наш державный, Мы тебе твои грехи отпустим: Деревянную построй ты келью, во И намажь ее смолой и салом.

В деревянную заприся келью И со всех сторон зажги лучиной.

С вечера пусть до утра пылает.

Если жив останешься ты в келье,

То получишь грехов отпущенье». Константин-государь омрачился —

Тяжко было слушать эти речи.

Строит он деревянную келью,

Дранки салом и смолою мажет, во И в нее он запер самоучку.

С четырех сторон поджег он келью.

До зари всю ночь она горела.

А когда, зарумянилась зорька;

Рано царь Константин встал с постели. Посмотреть захотел, что случилось.

Царь приходит к деревянной келье,

Но от кельи остался лишь пепел.

Посредь пепла сидит самоучка,

И в руках его псалтырь Давыдов, юо Молится он богу по закону.

Царь, увидя это, изумился.

Как остался в живых самоучка? Изумился он и испугался.

Быстро строит из дерева келью.

Мажет дранки салом и смолою.

Запирается сам в этой келье.

С четырех сторон поджег лучиной.

А когда зарумянилась зорька,

Рано встал ученик-самоучка, но Чтоб узнать, что с царем приключилось. Он приходит к деревянной келье,

Но от кельи остался лишь пепел.

Среди пепла ищет Константина.

Правую одну находит руку —

Освятилась царская десница.

Почему десница освятилась?

Ею он добра творил немало:

Он кормил голодных и убогих, Жаждущих поил в своих владеньях,

12о Голых и босых одел-обул он.

Нищих и сирот призрел бездомных —

Вот рука его и освятилась.

ВОЕВОДА ТОДОР

Кто стенает на заре воскресной,

В воскресенье до восхода солнца?

В белом граде Соколе кто стонет В злой темнице Марконича Перы?

То стенает, словно сокол сизый, Воевода Тодор благоверный.

Пособить ничем не может горю. Завтра должен Юрьев день он славить, Славить имя своего святого; ю Только нечем честь воздать святому. Вратаря он молит, словно брата: Молодой тюремщик, помоги мне,

Ради бога, отвори ворота.

Я отправлюсь к Пере-господарю, Упрошу я Перу-господаря На поруки отпустить на рынок,

На поруки праведного бога.

На базаре обойду торговцев, Попрошу их дать вина и хлеба, го Чтоб насытить узников в тейнице — Бога ради и святого Юрья».

Вратарь просьбу выслушал по-божьи, Отпускает Тодора на волю,

Отпускает Тодора и Перо На поруки истинного бога.

Воевода по базару бродит Средь торговцев и сидельцев разных. Все карманы у Тодора пусты; Золоченый лишь он спрятал ножик, зо Золоченый, серебром украшен.

Продает он этот нож торговцам. Предлагает первый два дуката,

Три дуката дать второй согласен, Третий, вспомнив о души спасенье,

Дал четыре Тодору дуката.

На дукат он хлеба покупает,

А другой он тратит на напитки, Третий тратит он на угощенье И на свечи желтые для славы,

40 А четвертый он дукат оставил,

Чтоб несчастных одарить в темнице — Бога ради и святого Юрья.

Зажигает свечку воевода,

Возвратившись в Перову темницу. Приготовил ужин заключенным. Ужинают, пьют вино хмельное, Вспоминают божий праздник светлый. Пьет и Тодор в честь крещенья-славы: — «Слава ббжья, имя пречестное, во О, святитель, покровитель Юрий,

Из темницы вызволи проклятой!»