Эпос сербского народа

Вполне разделяя мнение Мурко, Геземанна и Пэрри, унаследованное от Радлова и Гильфердинга, о необходимости специального изучения .устного творчества народных певцов, я все же во многом расходился с американским ученым. Мне запомнились наши оживленные ночные споры в горных селах Герцеговины, где мы собирали песни и вели беседы с гуслярами. Пэрри тщетно, стремился найти новый вариант песни о «Хасана-гинице» (Мурко полагал, что он нашел новую версию). Помнится, что «известный гусляр» Никола Скурич, учитель в с. Чипличи близ Дубровника, куда мы направились, по настоянию Пэрри спел, как я и утверждал заранее, «Хасанагиницу» и еще несколько других текстов слово в слово по Караджичу. После этого Пэрри стал обращать особое внимание на то — знает ли гусляр названия песен (названия ведь обычно даются издателями): если знает, то это верный признак того, что он выучил песню из книги.

Я всегда сомневался в самой возможности проводить внеисторические параллели между древнегреческим и сербским эпосом и не слишком верил в то, что удастся отыскать древние сюжеты в модернизированном репертуаре современных исполнителей народных песен (разделяя скептицизм Мурко), наконец, не видел надобности издавать записи в «сыром виде», со всеми неизбежными ошибками, запинками и обмолвками гусляров, считая такие записи лишь предварительным материалом для исследования некоторых специальных вопросов. Должен заметить, что поэтому последнему пункту сомнения высказывал и сам Пэрри. Ср. следующее место из введения к «Serbocroation heroic songs»: «Этот сборник текстов, сохраненных устной передачей, не собран для того, чтобы составить новую книгу наряду с уже существующими собраниями этой поэзии, но для того, чтобы получить данные, которые позволили бы вывести общее заключение, применимое на всю устную поэзию... Мы не только можем видеть, как певец составляет слова и фразы, а затем стихи, но также как он группирует целые отрывки и темы, мы можем видеть, как песня живет и переходит от одного человека к другому, от одного поколения к другому, переходит через поля и горы и даже через все границы языка, а также увидеть еще большее — как устная поэзия живет и умирает» (стр. XV сербского издания).

Если подвести итоги работы Пэрри в области южнославянского эпоса, то можно прийти к следующим заключениям: Пэрри проверил изыскания Мурко в области быта и обычаев гусляров в тот период времени, когда югославская певческая традиция была в самой последней своей фазе. Американский исследователь действовал более методически, чем его предшественники. Пэрри составил специальный опросный лист, которым он неизменно пользовался при беседах с гуслярами. К сожалению, до сих пор не напечатаны записи из Герцеговины, представляющие, как мне кажется, не меньший интерес, чем заметки из Санджака. Пэрри несомненно ошибался, стремясь отыскать героическую эпоху (heroic age) в условиях балканского капитализма XX в. Те остатки «эпической среды», которые можно было еще обнаружить в глухих углах Югославии, напоминали скорее средние века, чем героическую эпоху древних греков. Нельзя сказать, чтобы Пэрри не замечал процесса разложения и упадка балканской эпики, который так ясно видел Мурко. Однако в своих суждениях он был чужд историзма и порою склонен к абстрактным схемам. Отсюда его разыскания «последнего великого аэда», некоего югославского воплощения Гомера, который — увы! — был обнаружен в конце концов среди албанских подражателей краинской песни. Тексты, изданные А. Лордом из коллекции Пэрри, весьма полезны, тем более что мусульманских песен до сих пор напечатано не так много. Для того чтобы пользоваться этим материалом, следует прежде всего сравнить эти записи с изданиями «Матицы

Хорватской» и К. Хёрнеманна. Заметим, что для западных фольклористов, не знающих сербско-хорватского языка, английские переводы санджак-ских поэм А. Лорда были откровением, что приводило иногда к слишком поспешным выводам.

Ранняя смерть помешала М. Пэрри осуществить свои замыслы. Человек весьма одаренный и решительный, он обладал исследовательской анергией, которую можно было бы сравнить с энергией Э. Г. Томпсона, знаменитого исследователя мексиканской культуры.

Таким образом, мы видим, что в первой половине нашего века исследователи юнацких песен южных славян внесли ценный вклад в изучение, мировой эпической поэзии. Они вплотную подошли к новым вопросам, еще далеко не разрешенным. Одна из самых сложных и самых значительных из этих проблем — техника и поэтика устного народного творчества.

IV. Техника устной поэзии

Известно, что постоянный эпитет — одна из характерных особенностей древнегреческого эпоса: Менелай — «светловолосый», Одиссей — «хитроумный», Афина — «светлоокая», Эос—«светоносная» или «розовоперс-тая», море — «неверное». Эпитеты как бы приросли к именам и не меняются с развитием действия. Тщательному изучению эпитетов Гомера, а также их функции и вариациям посвящена была парижская докторская диссертация М. Пэрри *.