Эра Дракулы

На его длинном белом пальто выделялись спереди параллельные ряды пуговиц, похожие на шов после вскрытия.

Другие ученые мужи стали само внимание.

Я знал, что бабуин с чересчур длинными руками, – это антрополог-зоолог Джордж Челленджер, когда-то работавший в Британском музее. Он постоянно попадал на страницы иллюстрированных газет за то, что бил журналистов. Развел такой скандал по поводу нежелания какой-либо славы, что получил просто огромную ее долю. Рядом с ним тихо сидел остролицый «теплый» малый в клетчатой двойке и желтых резиновых сапогах. Явный поклонник «санитарной шерстяной системы» Густава Йегера[237]. Позже я узнал, что это любитель по имени Хорас Паркер[238], главный британский чудак с манией по поводу марсианских каналов, которые проталкивал астроном-янки Лоуэлл.

– Шлейфы дыма, замеченные на Марсе, – это не вулканическая активность, – провозгласил Мориарти. – Объекты, которые сейчас летят со скоростью один миллион четыреста шесть тысяч в час, – это не метеоры. Профессор Стент не прав. Это не естественный феномен, не случайный, и его важность огромна. В войне прогремели первые выстрелы. И их сделали не мы.

…что довольно ново, как по мне.

Мориарти мелом нарисовал два круга на доске. Один представлял Землю, второй – Марс. Профессор даже взял на себя труд для последнего использовать красный цвет.

Потом он прочертил отрезками линию между двумя кругами. Я видел достаточно артиллерийских схем, чтобы узнать траекторию.

Хорошо, признаю. Я не такой тупица, каким стараюсь казаться. Невозможно стать хорошим стрелком без пространственной математики. Надо принимать во внимание ветер, а также ракурс. Люди говорят, что за угол выстрелить нельзя, но это не совсем так. В бильярде я и вовсе сущий демон. И как многие великие люди узнали на собственной шкуре, прекрасно считаю карты. Тут дело не только в сверхъестественном инстинкте. Кое-чему я выучился в Итоне, не только мучил младшеклассников и кутил по ресторанам.

Потому я сразу увидел то, что эта конгрегация олухов и солдафонов не разглядела.

Когда у тебя целая вселенная для выстрела, камень, запущенный наугад, вряд ли попадет хоть куда-то, а тем более в крошечную точку вроде нашей планеты. Если на таком большом столе кто-то выбивает карамболь, то он явно пользуется кривым кием.

Красные черточки Мориарти должны были столкнуться с Землей в двух точках.

И даже если эти воображаемые ракеты против всех вероятностей должны были в нас попасть… ну, большая часть шарика мокрая, так что они шлепнулись бы в море. А если бы удар все-таки пришелся по суше, то, скорее всего, они попали бы в русские степи или огромные просторы американского Запада. Удачи марсианским исследователям, попавшим в руки казаков или ковбоев. Они бы засекли пришельцев кнутом или расстреляли на куски, прежде чем захватчики успели бы вынуть свой флаг.

Визитер, который решил показаться на пороге столицы самой могущественной империи на Земле, приложил усилия, чтобы именно этого добиться.

Военно-топографическую карту Суррея прицепили на часть доски. Там виднелись два красных креста в районе Хорселлской пустоши.

– Этим вечером, в одиннадцать тридцать пять, первая «космическая лодка» приземлится здесь, – сказал профессор, постучав ногтем по кресту. – Скорее всего, контакт между нашим видом и другой, более развитой расой будет происходить так, как описано в последней главе «Динамики астероида»… то есть произойдет истребление человечества и включение Земли в Марсианскую империю.

В последней главе! В этой книге никто даже страницы до конца не разрезал.

Прочитать весь магнум опус Мориарти – дело нелегкое. Я не продрался даже через предисловие. Но посмотрел рисунки. Таблицы и диаграммы, а не – как в том чтении, которое предпочитаю я, – пышные леди, готовые принять ванну или отправиться в будуар. Да учебник по сантехнике был бы проще – и полезнее, так я думал. Но оказалось (снова!), что мы ошиблись, а профессор прав. Мир должен был уделить его труду больше внимания. Если мы переживем последующие события, то «Динамика астероида» станет улетать с прилавков.

Профессор не улыбался. Он лишь организовал рот в прямую линию, которая слегка изгибалась по краям.

Это так в его духе: осознать непосредственную угрозу, сформулировать контрмеры, которые нужно срочно предпринять, а потом поставить столь животрепещущий вопрос после семнадцати глав невыносимой навязчивости. Когда мы все погибнем или станем сидеть в кандалах, он скажет «А я же говорил» разгромленной поверженной планете.

– Дай мне сил, – вздохнул я.

Не признавая моего присутствия, профессор продолжил.

Я знал, что он меня услышал. Почувствовал это в низу живота, словно там начали вылупляться змеиные яйца.

– Принимая во внимание то, что у нас есть меньше шести часов для подготовки к обороне, я предлагаю собрать Приветственный комитет.

И тут я сделал то, что научился никогда не делать с самого первого дня в пионерах.

Я вызвался добровольцем.