Эра Дракулы

По сравнению с тяжелым артиллерийским огнем и кракатитом использовать «гиббс» было все равно что принести скрипку Страдивари на вечеринку с шахтерской группой. Настойчивость и точность тут были не в чести. Ситуация требовала грубой силы, действующей без всякого разбора.

Но меня не отпустили.

Профессор помахал когтем в воздухе, подзывая для неформальной беседы.

Также к нему силой привели Хораса Паркера, что вызвало мое удивление. Из всех присутствующих он был самым ненужным. Его пришлось как следует отшлепать, чтобы успокоить.

Без приглашения ввалился Челленджер, краснолицый от возбуждения. Он уже был близок к тому, чтобы кого-то высосать, и еще даже никого не убил. Если его красную жажду скоро не унять, он вырвет какому-нибудь журналисту горло, и придется замалчивать инцидент.

– Необходимо, чтобы мы обсудили условия с марсианами, – сказал профессор.

Полкан Джим послал инженеров в спецодеждах в первый цилиндр. Оттуда вынесли покрытое требухой оборудование, которое оказалось либо совершенно непонятным, либо сломанным. Особенный интерес вызвал змееголовый фонарь. Любители машин смотрели на меня косо за то, что я его разбил.

Я понимал, к чему идет дело. УС интересовали не только крышки для вентилей.

Когда туземцы поняли, на что способны ружья белых людей, у них расширились глаза, а в улыбках стало сквозить коварство. Их неожиданно крайне заинтересовала торговля всем, что у них есть, в обмен на эти чудесные громовые палки.

Сейчас туземцами были мы.

Змеиную голову желали все. Мориарти сказал, что это излучатель жара. Если бы я его не подстрелил, то сгорел бы синим пламенем.

Лодки, способные пересекать межпланетное пространство, также впечатляли, особенно по сравнению с нашими неуклюжими небесными кораблями или велосипедами с крыльями. Вампиры парили на своих кожистых мембранах чаще, чем «теплые». Бледнолицые поднимались ввысь на облачных клиперах инженера Робура, вот только его чертежи всегда поражали воображение больше, чем реальные изобретения.

Внутри цилиндра нашлись компоненты и других машин. В том числе листы брони, устоявшей даже перед кракатитом.

Слуга из Управления снабжения открыл ивовую корзинку с крышкой.

Там не было визжащих поросят, вспрыснутых мадерой, или веселой девушки с перцем, так что до победного пира дело еще не дошло. Паркер, погрузившийся в мрачную меланхолию, сразу заметил содержимое корзины, упакованное в солому. Кристаллы, чем-то похожие на серую корку, отвалившуюся с марсианского цилиндра. Набор двузубых вилок.

– Мистер Паркер, не могли бы вы собрать свое оборудование?

Мориарти вперился в «теплого» глазами – его зрачки превратились в змеиные щелки. Он приложил свою волю. Паркер вытер лицо и подчинился.

Как солдат с завязанными глазами, собирающий разобранную винтовку после целой недели муштры, Паркер сноровисто составил все части вместе. Кристалл удерживался в сетчатой колыбели из проволоки, а камертоны были прикреплены к черенкам, похожим на канделябры. Я думал, что все устройство ставится на стол, как зеркальный шар, но оно носилось, как корона. Паркер взгромоздил штуковину на голову, затянув завязки под подбородком. Стабилизационные ножки (целых три, как я заметил) упирались в плечи и в основание шеи.

Теперь любитель марсиан выглядел еще глупее, чем раньше, – как будто нацепил на макушку канделябр.

Мориарти тем не менее был доволен.

Челленджер пришел в восторг, его щеки даже чуть побледнели. Он обошел Паркера, всматриваясь в сочленения столь необычного головного убора.

– Мозг служит батареей, – прокомментировал Челленджер. – Восхитительно.

Большой кристалл начал светиться, словно лампочка.

Но не слишком ярко. Если устройство работало на церебеллярной мощности, то на Мориарти оно походило бы на маяк. Паркер же больше напоминал чадящую свечку.

А потом он просто исчез.

Его глаза закатились, показывая белки, цветом похожие на испорченные устрицы.

В кристалле замерцали три отдельные точки. В форме глаз марсианина. Я сразу приметил место, куда бы всадил пулю.

– Я профессор, сэр Джеймс Мориарти, – объявил профессор, словно требуя внимания аудитории, полной студентов. – Представьтесь.

– Уштай, – сказал Паркер.

Нет, не Паркер – что-то говорило посредством его, что-то, не знающее разницы между ртом и носом. Глубокий плаксивый звук раздавался из ноздрей маленького человека, тогда как его рот был плотно закрыт. Слову эхом вторила вибрация от камертона, из-за чего у меня заломило клыки.

Я не был убежден, что Уштай – это имя, а не чих.

– У вас есть титул? – спросил профессор.

– Вершина Треугольника.

Признаю – это были слова. Причем произнесенные с отчетливым уэльским акцентом. Из-за чего я задумался о теории Стента. Может, мы действительно имели дело с мистификацией?

Мориарти не нужно было объяснять: титул мистера Уштая подтвердил теорию о том, что на Марсе главенствовал троичный счет.

Полкан Джим развернул карту миру.

– Это Земля, – сказал профессор.

Британская империя была помечена кроваво-красным. Голова Паркера качалась, пока марсианский разум – скорее всего, пользуясь ушами Паркера как глазами – рассматривал карту.