Эра Меркурия. Евреи в современном мире

А поскольку русский был для Копелева, как и для Ленина, родным языком, ему ничего не оставалось, как сотворить весь остальной мир по его образу и подобию. “Все мои чувства, мое восприятие мира воспитывали, развивали прежде всего русское слово, русские наставники и русские переводы Шекспира, Гюго, Диккенса, Твена, Лондона”. Для Годл и ее детей Пушкинская улица и путь к социализму были одной и той же дорогой. “Быть по-настоящему русским, – писал Копелев, цитируя «Пушкинскую речь» Достоевского, – это значит быть всечеловеком”[358].

* * *

Массовая миграция евреев в большие города, их особые отношения с большевизмом и их превращение в ядро новой советской интеллигенции не нравились тем, кто был против массовой иммиграции, не одобрял большевизма и не мог по тем или иным причинам присоединиться к новой советской интеллигенции. “Если бы ты видел сейчас население города, – писал в 1925 году один ленинградец знакомому в Соединенных Штатах, – какие попадаются жидовские физиономии, типичные, с пейсами, с каркающим, икающим жидовским жаргоном”. Три месяца спустя другой ленинградец писал в Югославию: “На панели публика в кожаных тужурках и серых шинелях, плюющая тебе в лицо семечками, и масса жидов, словно ты в Гомеле, Двинске или Бердичеве, с длинными пейсами и чувствующих себя совершенно дома”. Те же чувства испытывал москвич, писавший в апреле 1925-го в Ленинград: “В публичные места не хожу, также избегаю бродить по улицам из-за неприятности видеть жидовские хари и читать жидовские вывески. Скоро в Москве, или, вернее сказать, в Новом Бердичеве, русская вывеска будет редкостью. Эта госнация все заполнила, газет умышленно не читаю, литературы хамской тоже”[359].

Связь евреев с Советским государством была главной темой антиеврейских писем, перехваченных ленинградским ОГПУ в середине 1920-х годов. “Еврейское засилье абсолютное” (октябрь 1924-го); “вся пресса в руках евреев” (июнь 1925-го); “евреи большей частью живут великолепно, в их руках в данное время все, что торговля, что служба” (сентябрь 1925-го); “каждый ребенок знает, что Советское правительство является еврейским правительством” (сентябрь 1925-го). Некоторых представителей дореволюционной элиты, в частности, возмущало введение “антибуржуазных” квот в учебных заведениях и последующее возвышение еврейских иммигрантов в качестве новых культуртрегеров и “пролетарских” иконоборцев. В ноябре 1923 года искусствовед А. Анисимов писал своему пражскому коллеге: “Из ста экзаменующихся в Московском университете 78 – евреи. Итак, если русский университет теперь в Праге, то еврейский – в Москве”. Отец студента, которого должны были “вычистить” за чуждое происхождение, писал родственнику в Сербию: “Павел и его друзья ждут своей участи. Ну ясно, иерусалимские академики останутся, коммунисты, вообще партийные”. А согласно жене профессора Ленинградского университета, “во всех учреждениях принимаются рабочие или израилисты, интеллигенции живется очень тяжело”[360].

Михаил Булгаков не любил швондеров и считал, что евреи сыграли заметную (хотя определенно не главную) роль в том, что произошло с “великим городом Москвой”. Как он писал в дневнике после чтения “Роковых яиц” 28 декабря 1924 года на одном из “Никитинских субботников”, “там сидело человек 30, и ни один из них не только не писатель, но и вообще не понимает, что такое русская литература… Эти «Никитинские субботники» – затхлая, советская, рабская рвань, с густой примесью евреев”. Неделю спустя он и его друг М. (Дмитрий Стонов, писатель и еврейский иммигрант из черты оседлости) посетили редакцию журнала “Безбожник”.

Тираж, оказывается, 70 000 и весь расходится. В редакции сидит неимоверная сволочь, входит, приходит; маленькая сцена, какие-то занавесы, декорации… На столе, на сцене, лежит какая-то священная книга, возможно, Библия, над ней склонились какие-то две головы.

– Как в синагоге, – сказал М., выходя со мной…

[…]

Когда я бегло проглядел у себя дома вечером номера “Безбожника”, был потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее, ее можно доказать документально: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Не трудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены[361].

Партия относилась к подобным взглядам очень серьезно. Согласно записке Агитпропа в секретариат ЦК в августе 1926 года,