Эра Меркурия. Евреи в современном мире

В силу такого особого дополнительного угнетения среди этой части еврейского народа развивалась особенно сильная солидарность, особенно усиливалась готовность к взаимной помощи и поддержке. А эта особенно сильная солидарность была необходима и в революционной борьбе, и в партийной работе, и вообще является основной классовой добродетелью пролетариата… Понятно, таким образом, что в общем потоке революционного движения еврейский рабочий должен был выдвигаться в революционный актив в гораздо большем проценте, чем какой он составлял во всем пролетариате страны в целом.

Третье преимущество евреев перед русскими заключалось, по Ларину, в их более высоком уровне культуры. Для евреев образование всегда было главным путем к освобождению.

Десятки тысяч еврейской рабочей молодежи постоянно, годами, по ночам, сидели за книжкой, порываясь таким путем выбиться из тесного круга ограничений. Обычно это не удавалось… но приобретенная таким образом повышенная культурность шла потом на пользу в революционной борьбе[372].

Ничего неправильного в еврейских достижениях не было, но существовала – согласно партийным идеологам (евреям или неевреям) – определенная опасность, что при неограниченном росте они могут вступить в противоречие с принципом равенства наций и привести к взрыву антисемитизма. Меры, предложенные Лариным, не отличались от мер, предложенных Ярославским: нормализация евреев (в особенности путем перехода к земледелию), модернизация неевреев (в особенности путем повышения уровня образования) и мощная разъяснительная кампания среди неевреев относительно превосходства евреев (в том смысле, что его не существует или что оно существует по причинам одновременно основательным и временным).

Меры эти замечательны тем, что две из них увенчались успехом. Проект нормализации евреев провалился, но публичная атака на антисемитизм и беспрецедентный рост количества рабочих мест и вузовских вакансий для тысяч аполлонийцев в период первой пятилетки привели к желаемым результатам. Возможно, конечно, что Агитпроп преувеличивал опасность: по данным В. Измозика, только 0,9 % писем, перехваченных ленинградским ОГПУ между мартом 1925-го и январем 1926 года (67 из 7335), содержали отрицательные отзывы о евреях. Вполне вероятно и то, что – особенно в бывшей черте оседлости – традиционная нелюбовь к евреям и недовольство их ролью в Советском государстве существовали подспудно, лишь время от времени прорываясь сквозь официальные плакаты и запреты. Так или иначе, почти все авторы воспоминаний о жизни интеллигенции Москвы и Ленинграда 1930-х годов утверждают, что в то время не существовало ни враждебности к евреям, ни обычая навешивать этнические ярлыки. Даже с учетом ностальгического соблазна выдавать желаемое за действительное и того очевидного обстоятельства, что большинство мемуаристов – члены элиты, пишущие об элите, можно заключить, что новоиспеченная, самоуверенная, жизнерадостная и страстно патриотичная советская интеллигенция 1930-х годов содержала чрезвычайно высокий процент евреев и чрезвычайно незначительное количество их хулителей. Философ Виталий Рубин учился в одной из лучших московских школ. Больше половины его одноклассников были евреями.