Что все это значило и почему так получилось? Советская кампания против антисемитизма состояла из двух элементов: попытки преодолеть зависть и враждебность в отношении евреев и попытки объяснить, почему евреи занимают особое место в советском обществе. Два основных подхода заключались в том, что: а) евреи не занимают в советском обществе особого места и б) евреи занимают в советском обществе особое место по причинам совершенно понятным и безобидным. Подход А подразумевал, что антисемитизм есть форма ложного сознания, унаследованная от старого режима. Подход Б исходил из того, что антисемитизм есть форма зависти, которую можно преодолеть, сочетая еврейскую нормализацию с аполлонийской модернизацией. Большинство советских авторов использовало оба подхода. Согласно Емельяну Ярославскому, пропагандистские домыслы о сверхпредставленности евреев в советском руководстве распространяются врагами революции. “Что им до того, что в Коммунистической партии, в которой один миллион триста тысяч членов и кандидатов, больше одного миллиона русских, украинцев, белорусов и других народностей неевреев!” Что же касается будущих руководителей, то “даже царское правительство допускало 10 % евреев в высшую школу, а при Советском правительстве эта цифра едва достигла 13 % в среднем по всем вузам”. С другой стороны, согласно тому же Ярославскому, антисемитизм нельзя будет победить до тех пор, пока процент еврейских рабочих (который “все еще совершенно недостаточен”) и еврейских крестьян (которые составляют “центр тяжести борьбы с антисемитизмом”) не возрастет существенным образом[371]
.Ларин пошел намного дальше. Он тоже утверждал, что “от преобладания, переполнения, засилья” евреев среди советских руководителей “довольно далеко” – что даже странно, если учесть, что “в борьбе за свободу, за освобождение нашей страны от власти помещиков и капиталистов, от царизма еврейские трудящиеся отдали больше своей крови” (чем “трудящиеся других народов”). Но главной его целью было объяснить неоспоримый факт, что евреи преобладают (19 % в 1929 году) “в аппарате общественных организаций” – включая “как выборных, так и наемных лиц правлений профсоюзов, губотделов, парткомов и т. п. органов”. Причина, полагал он, состоит в том, что
еврейский рабочий, благодаря особенностям своей прошлой жизни, благодаря дополнительным преследованиям и гонениям, которым он в течение многих лет подвергался при царизме, выработал в себе большее развитие особых свойств, пригодных для активных ролей в революционной и общественной деятельности. Это особое развитие некоторых черт психологического уклада, необходимых для роли вожаков, делало еврейских рабочих-революционеров более способными к выдвижению в общественной деятельности, чем русского рядового рабочего, жившего в совершенно иных условиях.
Существовало, согласно Ларину, три основных объяснения этого явления. Во-первых, экономическая “борьба за существование” в перенаселенных местечках создавала людей необычайно активных, гибких и решительных.
Условия быта развивали в тогдашнем еврейском городском населении особенную, исключительную энергию. Когда такой человек делался фабричным рабочим, нелегальным революционером или, после революции переезжая в Москву, делался работником наших учреждений и предприятий, он, конечно, своей энергией очень живо выдвигался. Тем более что основная масса русских рабочих у нас была деревенского происхождения и потому особой способностью к систематической активности не отличалась.
Во-вторых, евреи привыкли помогать друг другу. При старом режиме еврейские рабочие подвергались дискриминации: