Но самым тревожным для Штрума и детей Годл было то, что партия хранила странное молчание: о новых антисемитских разговорах, о киевском погроме в сентябре 1945 года и о том, каким образом нацисты проливали еврейскую кровь. Опыт тотальной этнической войны сделал недавно этнизированный советский режим более чувствительным к вопросу крови и почвы – вернее, к вопросу о крови тех, кто формально прикреплен к советской почве. Евреи не были обычной советской национальностью, а это, как выяснилось, означало, что им не полагалось иметь собственных мучеников, собственных героев и, возможно, прав на национальное существование. После того, что случилось с его матерью и ее друзьями и соседями, все это могло заставить Виктора Штрума по-новому взглянуть на его советский патриотизм и еврейскую национальность[421]
.Впрочем, вопрос этот встал ближе к концу войны. В первые ее дни, когда немцы продвигались все дальше вглубь Советского Союза и все больше советских патриотов еврейской национальности прислушивались к голосу крови, не переставая быть советскими патриотами, партия не стеснялась говорить о еврейских мучениках, еврейских героях и еврейском праве на национальное существование. Через два месяца после вторжения Агитпроп организовал “Обращение к мировому еврейству”, подписанное четырьмя известными идишистами и несколькими деятелями советской культуры еврейского происхождения, в том числе дирижером Большого театра С. Самосудом, поэтом С. Маршаком и архитектором Борисом Иофаном (который продолжал работу над проектом высшего и последнего общественного здания всех времен и народов, Дворцом Советов). В день публикации обращения (24 августа 1941-го) состоялся радиомитинг “представителей еврейского народа”, который транслировался на союзные страны. И обращение, и речи адресовывались “братьям-евреям во всем мире”, подчеркивали роль евреев как главных жертв нацизма, выражали чувство гордости за сражающихся “соплеменников” и призывали тех, кто находится вдали от поля боя, поддержать сражающихся. Как говорилось в опубликованном документе,
на протяжении всей трагической истории нашего многострадального народа – от времен римского владычества и до Средневековья – не найти периода, который можно было бы сравнить с тем ужасом и бедствием, которые фашизм принес всему человечеству и – с особенным остервенением – еврейскому народу.
В час ужаса и бедствий выяснилось, что все евреи: коммунисты, сионисты и традиционалисты – одна большая семья. Как сказал директор Государственного еврейского театра Соломон Михоэлс,
наряду со всеми гражданами нашей великой страны сыновья наши дерутся, участвуя жизнью и кровью в великой отечественной и освободительной войне, которую ведет весь советский народ.
Матери наши сами посылают своих сыновей в бой за дело справедливости, за великое дело нашей свободной советской родины.
Отцы наши сражаются рядом со своими сыновьями и братьями против врага, несущего насилье и поголовное истребление народа.
И вы, братья наши, помните, что здесь у нас, на полях сражения, решается и ваша судьба, и судьба ваших стран.
Не убаюкивайте себя легкомысленно тем, что озверелый бандитизм Гитлера собирается вас пощадить.
За пределами Советского Союза и оккупированной Европы братья-евреи жили в основном в Америке. К ним обращалось большинство призывов, и от них ожидалась главная помощь. По словам Ильи Эренбурга, “нет океана, за которым можно укрыться… В ваши еще спокойные сны вмешаются голоса украинской Лии, минской Рахили, белостокской Сарры – они плачут по растерзанным детям”[422]
.