Эразм Роттердамский Стихотворения. Иоанн Секунд Поцелуи

Слава единая ты, о Коп, врачей благородных,
Искусство ль кто рассмотрит,
Или же взор обратит на заботу и верность: в обоих,
Сама, в неправде, зависть
Предпочитая другим, Вильяму почести дарит.
Сдается, убегает
Всякого рода недуг пред талантом твоим. Даже старость,
Болезнь неодолимая,
Что ни унять, ни изгнать никакие не могут лекарства,
10 Внезапно наступивши,
Соки из тела сосет и силу души истощает
Тройною сотней бедствий,
Вновь отовсюду и вновь накопившейся; все многократно
Она крушит и губит
Благо, что вместе с собою принес подрастающий возраст:
Красу, осанку, прелесть,
Памяти часть у души вместе с разумом, сном и глазами,
И силы, и проворство,
Искру творящую жизни она отнимает и жизни
20 Питающую влагу.
Жизни уносит дыханье, а с кровью — и самое тело,
Улыбки, шутки, прелесть.
И человека всего у него ж, наконец, похищает,
Но и не только это, —
Только лишь имя пустое и званье ему оставляет;
Такого рода видим
Мы имена, что повсюду на мраморных выбиты плитах.
Так старостью ли это,
Или же медленной смертью скорее назвать подобает?
30 О рок, к уронам склонный!
Как эти стертые нити грозящей обрушиться жизни
С проворством столь великим
Рады спешить, настигая, как будто на крыльях несутся,
И молодость в расцвете
Злобно увлечь за собой к обрыву стремящейся нитью,
Чтоб раньше, чем довольно
Познаны блага ее, они, беглые, с нами расстались,
И чтобы мы скорее
Поняли ясно, что живы, но вот уж надломлены, с жизнью
40 Внезапно расстаемся.
А быстроногий олень и ворона болтливая столько
Годов живут, и крепки;
Лишь одному человеку, который семь пятилетий
Едва-едва закончил,
Старость трухлявая рада телесные вымотать силы,
Но и того ей мало;
Люстр и десятый еще не свершило летящее время, —
Она ж разит без страха
Смертных бессмертную часть, порождение самого неба,
50 И бьет ее надменно,
И не боится напасть на священные струны таланта.
Пусть сохранилась вера
В ум Аристотеля; но, заклинаю, к чему Аристотель,
Когда и так, о горе,
Вновь и вновь подтверждает нам опыт уверенность нашу?
Эразма как недавно
Видел ты этого в самом цветении юности свежей!
А ныне, изменившись,
Старости он ощущать начинает гнетущей уроны
60 И, став другим, в боренье
Сам непохож на себя, а еще сорок раз не повернут
Вращеньем круга Феба
День рожденья, который в начале зимы предваряет
Ноябрьские календы.
Ныне виски у меня сединою осыпаны редкой
И белым подбородок
Быть начинает, в то время как годы весны миновали;
О жизненном крушенье
Он говорит, — что зима и что хладная старость настала.
70 Увы, быстротекущей
И торопящейся жизни поистине лучшая доля,
О, склонного к паденью
Века столь краткий расцвет, и искусством невозвратимый,
О юности цветенье,
О сладчайшие годы, о жизни счастливое время,
Тайком вы ускользнули;
В бегстве для чувств недоступном и быстро скользящем паденье
Украдкой отлетели;
Так не торопятся, право, кипящие пеною волны
80 Покинуть брег зеленый,
Легкие тучки на небе стремительно так не несутся,
Гонимы силой Эвра,
Так в молчаливой ночи сновиденья, бродя, ускользают
Со сном, что отлетает,
После себя ничего, — лишь томленье тоски оставляя
И треволнений тщетных.
Так вот и роза, недавно багрянцем красневшая нежным,
От ветерка стареет.
Так, о несчастный, пока я мальчишкой орешками тешусь,
90 Пока юнцом пылаю
Страстью к наукам, пока мудрецов постигаю и битвы,
И риторов красоты,
И притягательный образ стихов медоносных, пока я
Сплетаю силлогизмы,
И бестелесные формы пока начертать замышляю,
Пока кручусь прилежный,
Лени не зная, летя за добром от поэта к поэту,
Сродни пчеле Матинской,[290]
Детский учения круг стараясь полезно закончить,
100 Пока живет желанье
Каждую мелочь познать и не упустить ни единой,
Пока живу любовью.
И пока божье с людским и греков связать и латинян
Стремлюсь я и стараюсь,
Жадный к Познанью пока я порхаю по суше и морю,
Пока еще приятно,
Мило и радостно мне по снежным карабкаться Альпам,
Пока друзей стараюсь
Милых найти, и пока средь ученых приятна известность, —
110 Тут подползает тайно
Старость, и чувствую я и дивлюсь: начинают внезапно
Все силы истощаться;
И наконец убеждаюсь, что вот для меня и пресеклась
Стезя младого века.
Что же рассчетливо так и так скупо мы, люди, вкушаем
Камней драгих усладу,
Пурпура и багреца, а ведь век золотой, что гораздо
Каменьев драгоценней,
Злата любого дороже, любой дороже багрянки, —
120 По пустякам растрачен;
Жалкими в прах сумасбродно стирается он и сокрыться
Ему дают без пользы?!
К этому также добавь: что могло сохраниться — пропало, —
Захочешь ли на Крассов
Ты уповать иль на Крезов, — ты стал уже Кодром и Иром.
Но век, какой однажды
Выпряден страшной Клото на висящих ее веретенах,
Тот век ни зелья Кирки[291]
Не возродят, ни жезл чудодейственный Майина сына,[292]
130 Ни фессалийцев злые
Все заклинанья[293]

вернуть не сумеют, ни соки Медеи,Ни если б сам Юпитер
Нектаром даже тебя напитал и амброзии влагой, —
Ведь это пища юных,
Как написал пустомеля — Гомер, а старым — запретна;
Ни если бы росою
Мощной тебя укрепила, сияя, супруга Титона,[294]
Ни если б три и восемь
Раз, как Фаон,[295] перевез ты Венеру по волнам Хиосским,
140 Ни если бы любые
Травы Хирон[296] сам тебе подарил, что земля производит, —
Ни перстенек,[297] ни зелья
Вместе с могуществом их не задержат летящие годы,
Ни магов заклинанья
Пеньем диковинным реки бурлящие не остановят;
И не достигнуть тем же,
Чтобы стремнины потоков течение вспять повернули,
И звездные Плеяды[298]
Остановились, и Феба недвижно стала квадрига.
150 О нет, чтоб диво — песни
Это смогли, не надейся, но так же не думай, бесчестный,
Те годы, что ты прожил,
Вспять повернуть для себя, иль продлить, что уже миновали.
Заходит солнце, снова
Новое всходит и к нам возвращается, светлое ликом.
Луна, угаснув, снова
В смене является нам и опять убывает в ущербе,
Едва стареет диском;
Ныне, возросши, она улыбается юно и нежно.
160 К своей приходит снова
Юности год, когда никнет зима с возвращеньем Зефиров,
И после льда и снега
Нам и весну, и цветы, возвратившись, приводит касатка.
Но лишь успело минуть
Наше горячее лето с летящими в пропасть годами, —
Печальная объяла
Тело зима до конца, и уже сединой забелели
Виски, торчащей густо, —
И никакой нет надежды, что будет весна иль вернется.
170 Да, бедствиям одна лишь
Смерть, — величайшее горе, — последний предел назначает.
А мы, подстать фригийцам,[299]
Поздно беремся за ум и средь этаких дел о потерях
Бездумной жизни плачем,
Жалкие мы, и года, что постыдно растрачены были,
Клянем, пришедши в ужас.
То, что когда-то, увы, нам нравилось слишком, что прежде
Казалось медом сладким,
Горькою желчью потом растравляет самую душу,
180 И зря себя изводим
Мы, что столь редкое благо уплыло напрасно, тогда как
Его держать бы крепко
Нам подобало, отнюдь не губя ни единую долю.
Теперь же мне зеваке
Среди какой чепухи часть какая дарована жизни.
Доднесь, бедняга вдоволь
Было упущено, проспано вдоволь, и время настало,
Эразм, прогнать сонливость;
Ныне воспрянь ты и всем образумься снова рассудком.
180 Хотел бы впредь на коней,
На ноги, на руки ты всею силой своей опереться,
Чтобы времен потери,
Прошлых восполнить, уроны безудержно мчащейся жизни
Старанием бессонным,
Можно ведь это пока — пока мы еще у порога
Дней старости печальной,
В новость пока седина и пока исчислима, нечасты
Пока висков седины,
И хоть они и кричат, что уже навсегда миновали
200 Дни юности цветущей,
Но не о том возвещают, что старость уже наступила,
А сообщают только,
Что издалека, но быстро подходит бесплодная старость.
Такой в ту пору видим
Все мы природу, когда от начального осени хлада
С лугов уже исчезла
Прелесть весенняя их, и глаза у цветов угасают;
Вот-вот, пожалуй, скажешь,
Что не красуются травы и их устрашает вредящей
210 Зимы Борей и стужа.
Значит, пока еще дух у тебя постоянен и крепок,
И все уроны тела
Чуть лишь вредят, ну так что же, — за лучшим последуем в жизни,
Какой бы ни оставлен
Судьбами век мне потом, — все, что жить мне еще остается,
Пусть лишь Христу отдам я,
Жизнь ему всю посвятить до конца подобает, кому мы
Должны все дважды, трижды,
Данную даром вначале, затем возвращенную даром,
220 Спасенную столь часто,
Часть хоть ему посвятить ту, что хуже у нас и короче.
Теперь прощайте шутки,
Ложные все наслажденья и смех, и забавы, и игры,
Пустые обольщенья.
Мысли отменные все мудрецов благородных, прощайте,
Прощайте силлогизмы,
Нежные музы, румяна, влекущие души, и бочка,
И цветики, прощайте.
Сердцем единым, уже совершенно Христу посвященным,
230 Освободиться надо.
Мне он, единственный, рвеньем, Каменами сладкими будет,
Почетом, честью, счастьем.
Всем он пребудет один и (как сказано), горе любое
Не тронет Гиппоклида,[300]
Если земная громада и скрепы вот этого тела
Ветшать, старея, станут.
Только бы чистый мой ум, злодеяний не ведая, им лишь
Блистал и процветал бы,
День мой последний пока обновит мое тело, и с телом
140 Вернет мой ум в былое
Общество, и уж затем для обоих навеки наступит
Весеннее блаженство.
Это сверши непреложно, о жизни творец умолимый
И жизни защититель,
Ты, без кого ничего все моленья людские не могут
И силы гибнут, сникнув.