Эрдейский поход

Золтан смеялся и хлопал в ладоши, громкими выкриками подбадривая плясунов. Сзади, за левым плечом Всеволода, кто-то тихонько подсел. Волох!

— Не расслабляйся, Всеволод, будь начеку, — улучшив момент, шепнул на ухо Бранко. — Если шекелисы оставили нас у себя, да ещё и привечают этак… как гостей дорогих, значит, есть им в том своя выгода.

— Погоди, волох, да не ты ли сам советовал нам остаться? — изумился Всеволод.

— Советовал, — согласился Бранко. — Потому что идти дальше по ущелью поперёк воли Золтана, да на ночь глядя — опасно было. И уходить обратно — тоже опасно. Камни над скалами ты видел. Одно слово Золтана — и они бы на нас полетели.

— А здесь? Здесь не опасно?

— Здесь — нет, — твёрдо сказал проводник. — Раз уж нас впустили на заставу — то нет. Здесь засады не устроить, а в открытом бою шекелисы с твоей сотней ничего поделать не смогут — мало их слишком. И дозоров своих ты выставил достаточно, так что ночью не нападут, не вырежут…

Да, выставил… А шекелисы что? Только поблагодарили гостей за стражу. За лишнюю смену в бессонной ночи. Тогда в чём же подвох-то кроется?

— …И дружинники твои, вон, оружия из рук не выпускают, — продолжал одобрительно Бранко. — Тоже правильно — путь так и будет.

Дружинники не выпускали. Кто просто при себе держал, кто чистил боевую сталь с серебром.

— Но для чего вообще пускали сюда нас, оружных, объясни, волох?

— А вот этого я и сам пока не ведаю. Никак понять не могу.

Эх, кто бы подсказал! Ведь, определённо, что-то тут не так. Застава — какой бы она не была, и против кого бы не ставилась — это не постоялый двор с танцами, песнями и угощением. Это Всеволод хорошо усвоил на примере своей Сторожи. Да и вообще… Непонятное что-то ощущалось, тревожное что-то висело в воздухе, насыщенном ароматом жаренного мяса, криками танцующих и звонкой скорой музыкой. Неестественно, деланно, неискренне всё как-то. Всё, кроме музыки Раду, разве, — пыль в глаза, а что за той пылью кроется — и не разберёшь.

Шло веселье ночное не должным образом, не так как на Руси принято, когда нутром чуешь, что душа нараспашку. Нет, сейчас Всеволод чуял совсем иное. Душа мадьярская-шекелисская была запахнута, завязана туго широкими кушаками. Под яркими жупанами и плащами, под доброй бронёй упрятана душа та.

И несмотря на улыбки хозяев исподволь грызло смутное предчувствие… нет, не опасности — смертельной опасности Всеволод не ощущал — но неприятности. И ещё кое-что не давало ему покоя.

— Откуда ты знаешь наш язык, Золтан? — улучив момент, напрямую спросил Всеволод шекелисского воеводу. Уж больно складно тот говорил по-русски.

Губы венгра дёрнулись:

— Я в Карпатской Руси [23] службу нёс. Да и за Галич наш драться с русичами приходилось.

— За наш Галич, — осторожно поправил Всеволод. [24]

Скрестил руки, Всеволод, как бы невзначай, положив ладони на рукояти мечей. Так удобнее вырывать сталь. Одним махом — из обоих ножен.

Глава 25

Рамук у ног шекелиса перестал грызть кость и поднял тяжёлую лобастую голову. Уставился злыми настороженными глазами. Умный пёс. Опасный…

Золтан усмехнулся.

— Ты, я смотрю, обоерукий боец, русич? Не часто в наше время такого ратника встретишь. Посмотреть бы, на что ты способен в сече.

— Я не хочу с тобой драться, из-за былых обид, — сказал Всеволод.

Сейчас — нет. Сейчас не хотел. Раз уж даже с тевтоном Конрадом нынче мир, то и с уграми… уж как-нибудь…

— Я тоже, — хмыкнул шекелис. — Хотел бы — так пустил бы стрелу со стены, а не открывал ворота.

И ведь тоже верно…

— А вот с кем бы я не прочь позвенеть клинками в любое время дня и ночи… — Золтан мельком глянул на Конрада. — Ну, да ладно, оставим пока это.

Неприятный всё же выходил разговор. Всеволод тоже покосился на немца. Каменноликий тевтон вёл себя невозмутимо. Даже если слышал. Просто сидел и молчал.

— Хорошо живёте, Золтан, — желая поскорее сменить тему, Всеволод указал на костры, на котлы, на разложенную по доскам и скатертям снедь. — Богато живёте.

— Да, уж не жалуемся, — снова показал зубы шекелис. — Не так, конечно, чтоб очень богато — большого барыша в нашей службе нет. И в серебро мы, как твои воины, пока не обряжаемся. Но людишки, что проходят Брец-перевалом, и пошлину платят исправно, и на содержание стражи жертвуют.

— По доброй воле жертвуют? — ненароком вырвалось у Всеволода. Само-собой как-то.

— Ай, русич, зачем такие вопросы задаёшь? Зачем обижаешь? — с укоризной покачал головой Золтан. — По доброй, конечно. Если бы мы разбойничали, как чёрные хайдуки, кто б через нашу заставу вообще ходить стал? Другим путём прошли бы. Нет, мы берём себе на прокорм понемногу. По-божески. Все знают: Золтан Эшти ни честного купца, ни уставшего богомольца, ни мирного поселянина не обидит. Зато поста своего не покинет и спину всегда прикроет, если следом лютый ворог идёт.

Шекелис посерьёзнел. Вроде протрезвел даже. Вздохнул: