Эрдейский поход

— Просто много народу из Эрдея бежит… Бежало… В последнее время. Очень много. Вот и перепал большой прибыток. А посланники королевского надора [25] давненько не наведываются сюда за подорожными сборами. Ну, добро всякое и накапливается. А что ж ему зря пропадать. Уж лучше проесть, чем сгноить.

— Много людей бежит, говоришь, — Всеволод задумался. — А когда весь народ сбежит да смерть лютую примет от разбойников-душегубцев или нечисти тёмного обиталища и когда припасы закончатся — что тогда?

Улыбка отчаянного удальца скользнула по лицу Золтана.

— Ну, тогда пояса затянем, русич, — беззаботно махнул рукой шекелис. — Что будет, то будет… Воину ли задумываться о будущем в лихую годину?

Звонко и весело играла цимбала, лихо насвистывала трембита, бесшабашно плясала в шумном круге заставная стража.

— Вот-вот, — кивнул Всеволод. — Година-то воистину лихая. Так отчего ж вы сами до сих пор здесь стоите, тёмных тварей дожидаючись, Золтан? Какой в том смысл?

— А служба у нас такая, — насупился Золтан. Настроение его менялось легко, как весенний ветер, — Где поставлены, там и надлежит стоять. И идти нам из Эрдея некуда. Коль суждено — поляжем здесь. Всё лучше, чем скитаться по чужим землям бесприютными неприкаянными странниками. Кто нас ждёт на чужбине, русич? А никто! Так что пусть купцы-богатеи, поселяне-землепашцы, горожане-ремесленики, да нищие желлеры [26] коли хотят, бегут и спасают свою жизнь. Нам же… ну чего нам о ней печься-то? Подумаешь — жизнь, эка невидаль! Ну, покинем свою заставу, ну покроем себя позором. А шекелю позор хуже смерти. Зато уж если отстоим Брец-перевал — обретём таку-у-ую славу…

Золтан мечтательно прикрыл глаза.

Или спрятал?

Всеволод вздохнул. Покосился на юнца-Раду, шекелиса русских кровей, который тоже, вон, самозабвенно распевал песни о великой славе. Ну что ж, если так, то… Похвальное геройство, конечно, но проку в нём? Коли витязь гонится за славой одной лишь славы ради, полезна ли будет его славная смерть? Сложить-то буйную голову понапрасну — дело нехитрое. А вот попробуй защитить своё обиталище от тёмных тварей, попробуй спасти род человеческий от истребления, чтобы было кому тебя же после твоей смерти славить.

— Этот перевал будем беречь до последнего, с какой бы стороны не пришла напасть, — горячо и быстро говорил шекелис. Настолько горячо и настолько быстро, что у Всеволода зародились сомнения в искренности слов собеседника. Такое бывает, когда человек старается прикрыть покровом красивых слов свои истинные замыслы. Может быть, замыслы достойные и благородные, но утаиваемые до поры, до времени. — Хоть от татар, хоть от чёрных хайдуков, а хоть бы и от нечисти беречь будем. Так мы порешили. Конечно, у нас здесь не Чёрный Замок, в котором попрятались тевтоны, — Золтан снова стрельнул глазами в сторону Конрада. — Но мечи, слава Богу, имеются. А на оружие мы всегда уповали больше, чем на крепость каменных стен.

— Не всякое оружие… — начал было Всеволод.

Перебили. Грубо…

— Оружие — оно оружие и есть, русич!

То хмель ударил в буйную шекелисскую голову, то ли по иной причине заводился угр.

— А если оружие то — в умелой руке, да при отважном сердце, да на защиту своей земли поднято… Своей, я повторю. Коей никогда эрдейская земля не станет для пришлых германских госпитов…

На этот раз перебили шекелиса. Конрад перебил. До сих пор немецкий рыцарь ел мало, а слушал много. Молча слушал. И вот — заговорил. Потому как нельзя было ему больше молчать.

— Так, почему же, Золтан Эшти, ваши хваленные руки лишь взимают с несчастных беженцев пошлины в казну, которой уже и нет вовсе? Неужели не найдётся нынче для умелой руки и отважного сердца более достойного занятия и более разумного применения?

Насмешливый голос сакса креп, наливался обличительной силой.

— Почему вы всё ещё здесь, Золтан Эшти? Почему не там?…

Поднявшись со своего места брат ордена Святой Марии указал по ту сторону перевала — куда-то за горы Эрдея.

— …Там, где на свет божий повыползали твари тьмы. Там, где воинство кровопийц-нахтцереров расчищает место для прихода Рыцаря Ночи. Там, где в лютых боях с нечистью гибнут доблестные рыцари, покуда вы предаётесь веселью и пляскам, вином и музыкой отгоняя свой страх перед ночью…

— Не тебе указывать, сакс, где и как надлежит нести свою службу свободным шекелям, — сощурил глаза Золтан. В тёмных щёлочках на суровом лице угра вспыхнули огоньки, не предвещавшие ничего хорошего, — А что касается тварей, так если бы ты и твои братья должным образом следили за проклятым проходом-вратами Шоломонарии…

— Говорят, врата эти открыли шекелисы, — заметил Конрад.

Сказал холодно и бесстрастно. Но слова тевтона прозвучал как упрёк.

Золтан вскочил, задышал тяжело и хрипло. Однако не бросился в драку сразу. Не то держался из последних сил, не то копил ярость и выжидал, пока жгучая обида всё-таки перевесит долг гостеприимства.

Рамук тоже уже стоял на ногах и глухо рычал, чуя гнев хозяина. Золтан что-то коротко бросил собаке. Рамук — учёная псина! — покорно улёгся на своё место.

А вот Всеволод поспешил подняться. Пока беды не стряслось: