Эрдейский поход

Шекелис плюнул в сердцах. Отошёл — весь кипя и бурля. Спора, однако, продолжать не стал. Из дружины уходить Золтан не хотел. Да и поздно уходить уже! Нечисть вокруг шастает. В первую же ночь любого схарчит за милую душу, если некому будет спину прикрыть.

Всеволод ещё раз оглядел девицу в грязных портах и драной, мешком висящей рубахе. Позвал Фёдора. Приказал:

— Найди для Эржебетт наряд почище, да поприличней.

— Так того… воевода… — растерялся десятник. — Нету у нас платьев для отроковиц.

— Знаю, что нет. Дай, что есть. Для отрока одежду дай. Только пусть быстро переодевается. Дальше Эржебетт поедет с нами.

Фёдор, недовольно ворча под нос, ушёл потрошить дорожные сумки.

К Всеволоду подступил Конрад.

Вопрос германца не был неожиданным:

— Хочешь взять девчонку с собой?

— А ты предлагаешь бросить её здесь? — Всеволод посмотрел в глаза немцу.

— Ну-у… — рыцарь замялся. — Мы могли бы отдать её…

— Кому? Ты ещё не заметил, тевтон — ни в городе, ни в его окрестностях нет ни одного человека? И беженских обозов мы давненько уже не встречали.

— Всё равно! — насупился сакс. — В орденском братстве ей не место.

— А среди упырей?

— Она каким-то образом уцелела в Германштадте, значит, и впредь проживёт здесь без нас.

— Сколько, сакс? — Всеволод чуть подступил к рыцарю.

— Что — сколько? — не сразу понял Конрад.

— Сколько ещё она здесь проживёт? День? Два? Одну ночь? Две? И что ты называешь жизнью? С вечера и до рассвета сходить с ума от ужаса, запершись в порубе. И даже днём шарахаться от каждого шороха в безлюдном городе, ожидая возвращения волкодлака или налёта лихих татей. Ты только взгляни на неё, Конрад. Посмотри, во что превратил Эржебетт страх? И ответь, рыцарь, только честно ответь — хотел бы ты сам оказаться на месте этой девчонки? Один, среди тварей тёмного обиталища?

— Магистр… Мастер Бернгард… он всё равно не пустит женщину в замок, — сухо сказал Конрад.

— Она не женщина. Она почти ребёнок.

— Магистр не позволит…

— Это уже не твоя забота. Давай так, сакс. Ты — посол. Ты звал нас на помощь. И мы пришли. А с кем мы пришли и кого привели с собой — то наше дело. Об Эржебетт с твоим магистром говорить буду я. И я не думаю, что благородный рыцарь, носящий на плече крест, отдаст беспомощную деву на растерзание нечисти.

Немец криво усмехнулся:

— Половецкая колдунья тоже казалась тебе беспомощной, а вспомни, кем была старуха на самом деле.

— Боишься, что Эржебетт — оборотень?

— Боюсь, — честно признался Конрад.

Всеволод вздохнул:

— Серебро в её руках…

— Ничего не доказывает. Принимая облик человека, вервольф утрачивает страх перед серебром. Оно опасно для оборотня лишь в его истинном обличье. Точно так же и обычная сталь не причинит вервольфу вреда ночью, но он погибнет, если попадёт под неё человеком или получеловеком, не успевшим оборотиться до конца.

Всё верно. Со сталью — верно.

Всеволод вспомнил череп волкодлака, который показывал ему на своей заставе Золтан. Того оборотня шекелисы, в самом деле, изрубили простой — не серебрённой — сталью, так и не дав твари полностью перекинуться в зверя. И про серебро тоже, надо полагать, правда. Тут не верить саксу причин нет. Тевтоны много чего должны были узнать о нечисти за время Набега. И врать сейчас Конраду, вроде, не с руки.

— И ещё… — продолжал Конрад. — Судя по всему, Эржебетт, — единственный человек, который остался в Германштадте…

— Тому может быть множество объяснений, — с вызовом заметил Всеволод.

Его замечание пропустили.

— …И ей известно слово против вервольфов. Слово, пришедшее сюда из тёмного мира.

— Мы тоже узнали это слово, — напомнил Всеволод. — И тебе хорошо известно, при каких обстоятельствах. Эржебетт всего лишь жертва волкодлака. Жертва, которую он не смог или не успел пожрать… Вероятно, помешали упыри…

Конрад покачал головой:

— А если дело в другом? Ведь жертвой вервольфа может прикинуться и сам оборотень в человеческом обличье.

Всеволод скривился и взмахом руки остановил немца.

— Послушай, Конрад, не нужно меня пугать, ладно? Говори главное. Самое главное. Что тебя смущает?

— Эт-ту-и пи-и пья — негромко произнёс тевтонский рыцарь. — Вот что.

Конрад помолчал. Посмотрел на девчонку, перебиравшую в стороне мужские одежды. Объяснил:

— Это она сказать смогла. Но не смогла выговорить даже своего имени. Может статься так, что э-э-э… Эржебетт вовсе не утратила речь… нашу речь, а попросту не успела её освоить. В то же время ей известен язык тёмного мира. Видишь ли, русич, вервольфы, принимая людской облик, не сразу обретают человеческую речь.

— Не сразу?

— Не в первый день, не в первое обращение. И не во второе. И не в третье. Иногда на это уходят недели.

Глава 51

Всеволод задумался. То о чём говорил Конрад… Нет, слова тевтона его вовсе не убедили, однако искорку сомнения сакс всё же заронил. Игнорировать такое предостережение Всеволод не имел права. Следовало испытать Эржебетт. Испытать, по возможности, скорее и наверняка. И либо подтвердить, либо отвести от девчонки подозрения. Чтобы впредь… чтобы больше никто…

— Ночью оборотню не скрыть свою истинную сущность, верно, Конрад? — спросил Всеволод.