Эркюль Пуаро

Не поддаваясь на его шутливый тон, Саймон упрямо повторил:

– Джеки – честный человек!

Пуаро вспомнил Асуан, Нил, голос девушки: «Я люблю Саймона, и он любит меня».

Он задумался, в каком из трех заявлений, сделанных в ту ночь, заключалась правда, и вроде бы получалось, что ближе всех к ней подошла Жаклин.

Дверь открылась, вошел Рейс.

– Ничего, – бросил он. – Впрочем, мы ни на что и не рассчитывали. Я смотрю, идут стюарды, узнаем, что нашли у пассажиров.

Вошли стюард и горничная. Стюард заговорил первым:

– Ничего не нашли, сэр.

– Джентльмены вели себя спокойно?

– За исключением джентльмена из Италии, сэр. Он буквально рвал и метал, называл это позором. При нем тоже был револьвер.

– Какой марки?

– Маузер двадцать пятого калибра, автоматический, сэр.

– Итальянцы – очень вспыльчивый народ, – сказал Саймон. – В Вади-Хальфе Рикетти очень кипятился из-за простой накладки с телеграммой. Из-за нее он по-хамски вел себя с Линнет.

Рейс повернулся к горничной, крупной, красивой женщине.

– При дамах ничего не найдено, сэр. Вели они себя все очень неспокойно. Все, кроме миссис Аллертон, та была просто молодец. Никаких следов жемчуга. Между прочим, у молодой дамы, мисс Розали Оттерборн, в сумочке лежит маленький револьвер.

– Какой?

– Очень маленький, сэр. С перламутровой рукояткой. Вроде пугача.

Рейс изумленно уставился перед собой.

– Тут сам черт ногу сломит, – пробормотал он под нос. – Я уж думал, что мы вывели ее из-под подозрения, а тут... Что тут, на этом чертовом пароходе, у каждой девицы пугач с перламутровой ручкой? Как она реагировала, когда вы нашли его? – обратился он к горничной.

– Не думаю, что она заметила. Я стояла к ней спиной, когда осматривала сумочку.

– Все равно, она должна была понять, что вы его нашли. Ладно, у меня голова идет кругом от всего этого. Что слышно о горничной миссис Дойл?

– Мы искали ее по всему пароходу, сэр, и нигде не нашли.

– Что такое? – спросил Саймон.

– Речь идет о горничной миссис Дойл – Луизе Бурже. Она пропала.

– Пропала?

– Может, она и украла жемчуг? – раздумчиво сказал Рейс. – Она единственная имела реальную возможность подготовить дубликат.

– Может, она узнала, что будет обыск, и выбросилась за борт? – предположил Саймон.

– Чушь, – раздраженно ответил Рейс. – Как броситься в воду среди бела дня, да еще с такого суденышка – и никому не попасться на глаза? Она безусловно где-то на судне. – Он снова повернулся к горничной. – Когда ее видели в последний раз?

– Примерно за полчаса до ланча, сэр.

– В общем, надо осмотреть ее каюту, – сказал Рейс. – Вдруг что и выяснится.

Он отправился на нижнюю палубу. Пуаро шел следом. Они отперли дверь и вошли в каюту. Призванная содержать хозяйские вещи в порядке, в собственном хозяйстве Луиза Бурже праздновала лентяя. На комоде лежали какие-то тряпки, чемодан прикусил платье и не закрывался, со стульев понуро свисало нижнее белье.

Пока Пуаро проворно и ловко разбирался в ящиках комода, Рейс осмотрел содержимое чемодана.

Из-под койки выставились туфли. Одна, из черной замши, торчала, казалось, без всякой поддержки. Это было так странно, что Рейс заинтересовался. Закрыв чемодан, он склонился над обувью – и тут же выкрикнул что-то.

Пуаро резко обернулся:

– Qu'est-ce qu'il y a?[124]

Рейс сумрачно буркнул:

– Никуда она не пропала. Вот она – под кроватью.

ГЛАВА 23

Тело женщины, при жизни звавшейся Луизой Бурже, лежало на полу каюты. Мужчины склонились над ним.

Рейс выпрямился первым.

– Думаю, она час как мертва. Надо звать Бесснера. Ударили ножом прямо в сердце. Смерть, скорее всего, наступила мгновенно. Скверно она выглядит, правда?

– Скверно.

Передернувшись, Пуаро покачал головой. На смуглой, по-кошачьи ощерившейся физиономии застыли изумление и ярость. Склонившись над телом, Пуаро поднял ее правую руку: что-то было зажато в пальцах. Он высвободил и передал Рейсу крошечный клочок радужной бумаги.

– Догадываетесь, что это такое?

– Банкнота, – сказал Рейс.

– Уголок тысячефранковой ассигнации, я полагаю.

– Теперь все ясно. Она что-то знала и стала шантажировать убийцу. То-то нам показалось утром, что она виляет.

– Полные идиоты, круглые дураки! – взорвался Пуаро. – Уже тогда надо было все понять. Как она сказала? «Что я могла увидеть или услышать? Я была внизу. Конечно, если бы мне не спалось и если бы я поднялась наверх, тогда, может быть, я бы увидела, как убийца, это чудовище, входит или выходит из каюты мадам, а так...» Да ясно же, что именно так все и произошло. Она таки поднялась наверх, она таки видела, как кто-то скользнул в каюту Линнет Дойл – или выскользнул из нее. И вот она лежит тут из-за своей ненасытной алчности...

– И кто убил Линнет Дойл, мы так и не знаем, – недовольно кончил Рейс.

Пуаро замотал головой:

– Ну нет, теперь мы знаем гораздо больше. Мы знаем... мы почти все знаем. Хотя то, что мы знаем, не вмещается в сознание. Однако это так. Только я не могу понять – тьфу! – как же я утром мог быть таким дураком?! Мы же оба чувствовали: она что-то утаивает, и ответ напрашивался: она будет шантажировать.