Эркюль Пуаро

– Почему вы все время смотрите на меня? – резко заговорила Розали. – Что вы надумали?

– Вы задали мне два вопроса. В ответ я спрошу у вас только одну вещь: почему вы не сказали мне всю правду, мадемуазель?

– Я не понимаю, о чем вы говорите. Я вам все рассказала еще утром.

– Нет, кое-чего вы мне не сказали. Вы не сказали, что носите с собой в сумочке малокалиберный револьвер с перламутровой рукояткой. И вы не рассказали всего, что видели прошлой ночью.

Она залилась краской.

– Это ложь, – отрезала она. – Никакого пистолета у меня нет.

– Я не сказал: пистолет. Я сказал, что в сумке вы носите маленький револьвер.

Развернувшись, она забежала к себе в каюту и тут же, выскочив, ткнула ему в руки серую кожаную сумочку.

– Вы несете околесицу. Смотрите, если вам хочется.

Пуаро открыл сумочку. Револьвера там не было.

Выдерживая ее неприязненный, торжествующий взгляд, он вернул ей сумочку.

– Да, – сказал он любезным тоном, – тут его нет.

– Вот именно. Вы не всегда правы, мосье Пуаро. И другое ваше смехотворное утверждение – оно тоже несправедливо.

– Нет, не думаю.

– С вами можно сойти с ума! – Она гневно топнула ногой. – Вы что-то вбили себе в голову и носитесь с этим!

– Потому что я хочу, чтобы вы сказали мне правду.

– Какую правду?! Такое впечатление, что вы знаете ее лучше меня самой.

– Хотите, я скажу, что вы видели? – сказал Пуаро. – Если я прав, вы подтвердите мою правду? Я думаю, что, огибая корму, вы придержали шаг, поскольку из каюты ближе к центру – наутро вы узнали, что это была каюта Линнет Дойл, – вышел мужчина. Вы видели, как он вышел, закрыл за собою дверь и пошел дальше – может, вошел в какую-нибудь каюту на другом конце. Что скажете, мадемуазель, – я прав?

Она молчала.

– Вы, наверное думаете, что разумнее промолчать, – сказал Пуаро. – Вы, наверное, боитесь, что, если вы скажете, вас тоже убьют.

Ему показалось, что она клюнула на приманку, что обвинение в трусости проймет ее сильнее увещеваний.

Разомкнув задрожавшие губы, Розали Оттерборн сказала:

– Я никого не видела.

ГЛАВА 24

Оправляя манжеты, мисс Бауэрс вышла из каюты доктора Бесснера.

Жаклин тут же покинула Корнелию и заговорила с сиделкой.

– Как он? – спросила она.

Подоспевший Пуаро услышал ответ. Выглядела мисс Бауэрс встревоженно.

– Не то чтобы очень плохо, – сказала она.

– Ему хуже, значит? – воскликнула Жаклин.

– Что говорить, скорее бы добраться до места, сделать рентген и с обезболиванием почистить рану. Когда, вы думаете, мы будем в Шелале, мосье Пуаро?

– Завтра утром.

Поджав губы, мисс Бауэрс покачала головой:

– Как нескладно получается! Мы делаем все, что в наших силах, но опасность сепсиса остается.

Жаклин вцепилась в ее руку:

– Он умрет? Умрет?

– Что вы, мисс де Бельфор! Надеюсь – уверена, что нет. Сама по себе рана неопасна, но, конечно, надо поскорее сделать рентген. И конечно, мистеру Дойлу нужен сегодня абсолютный покой. Он переволновался, перевозбудился. Ничего странного, что подскочила температура. Перенести смерть жены, да еще эти треволнения...

Жаклин отпустила ее руку и отвернулась. Привалившись к бортику, она стояла спиной к ним.

– Нужно всегда надеяться на лучшее, – продолжала мисс Бауэрс. – У мистера Дойла сильный организм, это видно, он, может, слова такого не знает: болеть. Так что это в его пользу. Но и закрывать глаза на такой скверный признак, как поднявшаяся температура...

Она затрясла головой, снова оправила манжеты и быстро ушла.

От слез ничего не видя перед собой, Жаклин побрела к своей каюте. Ее поддержала и повела ухватившая за локоть рука. Она подняла глаза: это был Пуаро. Приникнув к нему, она дала увести себя в каюту.

Там она опустилась на койку и, не сдерживаясь, бурно зарыдала:

– Он умрет! Умрет! Попомните меня: умрет... И умрет от моей руки. Да-да, от моей руки...

Пуаро пожал плечами. Потом скорбно уронил голову.

– Что сделано, то сделано, мадемуазель. Сделанного не вернуть. Поздно теперь убиваться.

Она отчаянно выкрикнула:

– Он умрет от моей руки! А я так его люблю... Так люблю!

Пуаро вздохнул:

– Даже слишком.

Давно уже, с того вечера в ресторане мосье Блондена, он жил с этой мыслью.

Сейчас, запинаясь, он говорил:

– Ни в коем случае не поддавайтесь тому, что говорит мисс Бауэрс. Сиделки – я их знаю, – они всегда такие мрачные! Ночная сиделка – обязательно! – удивится, что больной дожил до вечера; дневная – обязательно! – удивится, что он протянул до утра. Понимаете, они многое видели и всего опасаются. Когда человек ведет автомобиль, у него в голове могут мелькать такие мысли: «Если на тот перекресток вывернется из-за угла автомобиль... если у встречной машины отвалится колесо... если из кустов мне на руки прыгнет собака – eh bien, я скорее всего погибну!» Но человек внушает себе – и правильно делает, – что ничего подобного не случится и он благополучно доберется до нужного места. Вот если он побывал в аварии или ему приходилось видеть, как в нее попадали другие, он, конечно, будет держаться противоположной точки зрения.

Пытаясь улыбнуться сквозь слезы, Жаклин спросила:

– Вы стараетесь успокоить меня, мосье Пуаро?