– Что, к черту, случилось? – выдохнул Тим.
– Вам никто не встретился? – резко выкрикнул Пуаро.
– Мне? Никто.
– Тогда идемте со мной. – Он взял молодого человека под руку и зашагал обратно. Там уже собрались люди. Из своих кают прибежали Розали, Жаклин и Корнелия. Со сторон салона шли Фергюсон, Джим Фанторп и миссис Аллертон.
Над кольтом стоял Рейс. Повернувшись к Тиму Аллертону, Пуаро резко спросил:
– У вас есть перчатки?
Тот порылся в карманах:
– Есть.
Пуаро выхватил их, надел и нагнулся к кольту. Рядом опустился на корточки Рейс. Публика затаила дыхание.
– В ту сторону он не уходил, – сказал Рейс. – Фанторп и Фергюсон сидели в гостиной – они бы видели.
– А мистер Аллертон встретил бы его, если бы он побежал на корму, – ответил Пуаро.
Указывая на кольт, Рейс сказал:
– Занятно, что совсем недавно мы его видели. Впрочем, это надо проверить.
Он постучал в каюту Пеннингтона. Оттуда не ответили. В каюте никого не было. Рейс прошел к комоду и открыл правый ящик. Пусто.
– Ясно, – сказал Рейс. – Где же сам Пеннингтон?
Снова они вышли на палубу. Увидев в группе толпившихся миссис Аллертон, Пуаро сразу направился к ней.
– Мадам, заберите к себе мисс Оттерборн, приглядите за ней. Ее мать, – он взглядом спросил Рейса, тот кивнул, – убили.
К ним спешно шел доктор Бесснер.
–
Его пропустили. Рейс показал на дверь. Бесснер вошел.
– Ищем Пеннингтона, – сказал Рейс. – Отпечатки есть на кольте?
– Нет, – сказал Пуаро.
Они нашли Пеннингтона на средней палубе. Тот уединился в маленькой гостиной – писал письма. Навстречу вошедшим он обернул красивое, чисто выбритое лицо.
– Что-нибудь стряслось? – спросил он.
– Вы не слышали выстрела?
– Погодите... теперь я вспоминаю, что вроде бы слышал какой-то грохот. Но мне в голову не пришло... Кого теперь?..
– Миссис Оттерборн.
–
– Мистер Пеннингтон, – сказал Рейс, – сколько времени вы в этой комнате?
– Дайте подумать. – Он потер подбородок. – Минут двадцать, наверное.
– Вы никуда не выходили?
– Нет, никуда.
Он вопросительно смотрел на них.
– Видите ли, мистер Пеннингтон, – сказал Рейс, – миссис Оттерборн застрелили из вашего пистолета.
ГЛАВА 25
Мистер Пеннингтон был потрясен. Мистер Пеннингтон был не в силах этому поверить.
– Позвольте, джентльмены, – сказал он, – это очень серьезное дело. Очень серьезное.
– Чрезвычайно серьезное для вас, мистер Пеннингтон.
– Для меня? – У него встревоженно полезли вверх брови. – Но, уважаемый сэр, когда там стреляли, я тут спокойно писал свои письма.
– У вас и свидетель есть?
Пеннингтон помотал головой:
– Откуда? Наверное, нет. Но ведь это невозможная вещь, чтобы я поднялся на палубу, застрелил эту бедную женщину (непонятно зачем) и спустился вниз, никем не замеченный. В это время множество людей отдыхает в шезлонгах.
– А как вы объясните, что стреляли из вашего пистолета?
– Вот тут, боюсь, я заслуживаю порицания. Как-то в первые дни, в салоне, помнится, зашел разговор об оружии, и я ляпнул, что всегда путешествую с пистолетом.
– Кто был тогда в салоне?
– Сейчас точно не вспомню. Много народу было. Чуть ли не все.
Он грустно покачал головой.
– Да, – сказал он, – тут я определенно дал маху. – Он продолжал: – Сначала Линнет, потом горничная Линнет, теперь миссис Оттерборн – и без всякой причины.
– Причина
– Правда?
– Конечно. Миссис Оттерборн собиралась рассказать, как видела кого-то входящим в каюту Луизы. Ей оставалось назвать только имя, и тут ее пристрелили.
Эндрю Пеннингтон промокнул шелковым платком лоб.
– Какой ужас, – обронил он.
– Мосье Пеннингтон, – сказал Пуаро, – в связи с этим делом я хотел бы кое-что обсудить с вами. Вас не затруднит подойти ко мне через полчаса?
– С большим удовольствием.
Ни голосом, ни видом он, впрочем, не выразил никакого удовольствия. Рейс и Пуаро переглянулись и быстро вышли.
– Хитрый черт, – сказал Рейс. – А ведь испугался!
Пуаро кивнул:
– Да, у него нерадостно на душе, у нашего мосье Пеннингтона.
Когда они поднялись на верхнюю палубу, из своей каюты вышла миссис Аллертон и кивком головы позвала Пуаро.
– Мадам?
– Бедное дитя! Скажите, мосье Пуаро, здесь нет двойной каюты, чтобы я была при ней? Ей не надо возвращаться к себе, где она была с матерью, а у меня только одна койка.
– Это можно устроить, мадам. Вы очень добры.
– Да ничего особенного, тем более я к ней так привязалась. Она мне всегда нравилась.
– Она очень расстроена?
– Ужасно. Похоже, она всей душой была предана этой малоприятной женщине. Об этом нельзя думать без слез. Тим считает, что она пила. Это правда?
Пуаро кивнул.
– Бедняга. Не нам ее судить, но жизнь у девочки, наверное, была несладкая.
– Несладкая, мадам. Она – гордый и очень верный человек.