Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

– Если вы действительно хотите поймать убийцу Джозефа, то слушайте, что я вам скажу, потому что больше я повторять не буду. Я слышала, как Джозеф говорил с Клаудией Плейфорд, хотя, по-вашему, он уже час как был мертв от стрихнина. Он не был мертв! Он был жив! И молил Клаудию не убивать его, когда она стояла над ним с занесенной дубинкой. Не стану отрицать, возможно, стрихнин уже был в его организме, но отчет доктора Клаудера, который читали на дознании, просто не может быть правдой. Почему вы доверяете человеку, чья рубашка вечно застегнута не на те пуговицы? Чьи шнурки волочатся за ботинками, а вещи вываливаются из карманов на ходу?

Конри повернулся к О’Двайеру.

– Выведите отсюда эту лгунью, – сказал он.

Глава 25 Шримп Cеддон и ревнивая дочь

Обратный путь в Лиллиоук отнюдь не доставил нам удовольствия, хотя мы и проделали его в автомобиле. Я сидел позади Пуаро, напротив Софи Бурлет. Шел дождь, небо стало свинцово-серым. Быстро темнело. Когда я в Лондоне, ночи меня не беспокоят; там они проходят почти незаметно. В большом городе человека никогда не покидает чувство, что новый день только и ждет момента, чтобы начаться, причем не особенно терпеливо. А в Клонакилти все наоборот: там среди белого дня вдруг возникает подозрение, что ночь притаилась буквально за поворотом и вот-вот выскочит оттуда и поглотит свет.

Пуаро за моей спиной непрерывно ерзал, то и дело поправляя детали своей одежды или усы. Каждый раз, когда автомобиль подскакивал на очередной кочке, маленький бельгиец поднимал руку к усам и заботливо укладывал на место волоски, которые вовсе и не думали топорщиться. Наконец он заявил:

– Мадемуазель, могу ли я задать вам один вопрос?

Несколько секунд ушло у Софи на то, чтобы разбить тот кокон молчания, которым она себя окружила.

– В чем дело, месье Пуаро?

– Мне очень не хотелось бы усугублять ваши несчастья, однако есть вещь, которую мне очень важно знать. Как бы вы описали ваши отношения с мадемуазель Клаудией?

– Они сошли на нет с тех пор, как я обвинила ее в убийстве.

– А до тех пор? Она вам нравилась? Вы – ей?

– Вам следовало бы начать с последнего вопроса. Я еще не успела определиться, нравится она мне или нет, когда обнаружила, что сама вызываю у нее живейшую неприязнь, причем, очевидно, со всех точек зрения. Так что… мне было нелегко заставить себя хорошо думать о ней с тех пор и вести себя соответственно.

– То есть вы хотите сказать, что вы пытались.

– Да. Клаудия, несмотря ни на что, обладает рядом замечательных качеств. К тому же крайне неудобно жить под одной крышей с тем, кто тебя не выносит. А я всегда считала, что лучшее средство против чужой неприязни – это неуклонное дружелюбие и великодушие. Я всегда пользовалась им, и не было случая, чтобы оно не сработало.

– Но не с Клаудией, верно?

– К сожалению, вы правы. Она решила презирать меня из принципа.

– Какого принципа? – спросил Пуаро.

– Леди Плейфорд хорошо отнеслась ко мне с самого начала и вскоре, можно сказать, привязалась. Мы с ней обе любили Джозефа и часто обсуждали, как о нем лучше позаботиться. Это только укрепляло нашу обоюдную привязанность.

– А Клаудия ревновала?

– Думаю, она видела во мне ту хорошую дочь, какой никогда не была для собственной матери.

– Клаудии нравился Скотчер? – спросил я.

– Ей определенно было приятно, когда он был рядом, – сказала Софи. – Он и еще Рэндл Кимптон, которого она обожает, – ни к кому, кроме них двоих, она никогда не выказывала никакого интереса.

– Почему же тогда мадемуазель Клаудия убила мистера Скотчера, если ей было приятно его общество, как вы говорите? – спросил Пуаро.

Софи зажмурилась:

– Я и сама себя все время об этом спрашиваю… вы даже не представляете, как часто! И не нахожу ответа. Кажется, у нее не было на это причин… ну, не считая того упоминания о некой Айрис. Кстати, вы уже выяснили, кто это и кем она приходилась Джозефу? Он никогда не говорил мне о ней.

– Как вы думаете, предложение, которое сделал вам мистер Скотчер, могло иметь какое-то отношение к убийству? – спросил Пуаро. – И снова это наводит меня на мысль о ревности. Ревность – очень опасное чувство.

– Нет. В романтическом смысле Клаудия нисколько не интересовалась Джозефом. Рэндл Кимптон – вот кто для нее и солнце, и месяц, и звезды в небе. Ни один мужчина, кроме него, ее не привлекает. – Софи прикусила губу. И сказала: – Я знаю, вам может показаться, будто я сама себе противоречу, но… По-моему, Клаудия ревновала вовсе не ко мне. Она, конечно, старалась убедить себя в том, что я – ее главная проблема, однако все дело в том, что у нее есть другая соперница, куда более могущественная, чем я.

– Кто? – спросили мы с Пуаро хором.